Свержение ига

   — A-а, да всё равно, — поморщился Борис. — Ты писать можешь? — спросил он у вошедшего Матвея. — Тогда садись и пиши.

Письмо предназначалось для Андрея Большого. Оно было полно обид и жалоб на старшего брата. Известие о захвате Лыки так взбудоражило Бориса, что он неоднократно возвращался к одному и тому же. Матвей, еле поспевая, писал:

«Вот как он с нами поступает: нельзя уж никому отъехать к нам! Мы ему всё молчим: брат Юрий умер — князю великому вся его вотчина досталась, а нам и подела не дал из неё; Новгород Великий с нами взял — ему всё досталось, а нам жребия не дал из него; теперь, кто отъедет к нам, берёт без суда, считает братью свою ниже бояр, а духовную отца своего забыл, как в ней приказано нам жить; забыл и договоры, заключённые нами после смерти отцовской...»

Борис прочитал написанное и довольно кивнул:

   — Добро! Останешься покуда при мне в писарях. А о наставнике своём не жалей. Я тебя сам наставлять буду или вон Дунька, хоть она и не такая святая.

В это время из парной послышался слабый стон.

   — Никак, дедушка ожил? — удивилась Лушка.

   — Позволь, я его успокою, — предложился Матвей.

Борис поднял брови, ему явно нравился шустрый монах.

   — Давай! — великодушно разрешил он.

Матвей поспешил в парную. Ощера недвижно лежал на полке, его тело было в сплошных кровоподтёках. «Пить», — чуть слышно прошептал он. Матвей пустил свежего воздуха и принёс ковш холодной воды.

— Полежи тишком, — шепнул он, — а как стемнеет, пристрою где-нибудь.

Выполнить обещанное оказалось нетрудным. К вечеру княжеский двор погружался в поголовный разгул. В это время из него можно было вынести всё, что угодно.

Глава 9 КРУГОВЕРТЬ

...Мело, мело по всей земле

Во все пределы...

Б.Л. Пастернак. Зимняя ночь

Для псковичей настали тяжёлые и беспокойные дни. Вече, состоявшееся после возвращения ополчения из-под Вышгорода, оказалось на редкость единодушным и об изгнании ливонских послов не жалело. Оно решило собрать торопом посошную рать: каждым пяти сохам надлежало выделить по коню и человеку, а каждым десяти — по доспеху для снаряжения кованого полка. Кроме этой обязательной разнарядки по ближним и дальним округам разъехались бирючи с призывом охочих людей. Города стали готовиться к возможной осаде: укреплялись крепостные стены и башни, подновлялось пушечное снаряжение и лились ядра, ковалось оружие и сколачивались городские ополчения, забивался скот и коптилась рыба. Дело особенно оживилось с приходом присланной великим князем помощи. Тяжёлые пушки разделили между тремя крепостями: Псковом, Изборском и Островом. Лёгкие решили держать в кулаке и перемещать по мере необходимости.

Семён трудился не покладая рук над формированием малого наряда. Опыт боев показывал, что выведенные в поле пушкари становились едва ли не первыми жертвами, ибо пищали и лёгкие тюфяки, составляющие основу наряда, были сравнимы по дальности с арбалетами, а вражеские стрелки знали, куда нужно целить прежде всего. Ему пришла мысль упрятать пушкарей за деревянные щиты, которые возились бы вместе с пушками и быстро собирались в требуемом месте. Для изготовления щитов псковский посадник прислал плотницкую артель во главе с мастером по прозвищу Гуляй. Мастер был сметлив, но по-стариковски говорлив, причём все его байки сводились к спору между «немец и псковцц», где последний всегда одерживал верх.

   — Цтой-то больно гладко у тебя выходит, — удивлялись артельные, выслушав очередную байку, — немец тоже не прост, инцас похитрее наших будет.

   — Ни в жизнь! — запалился Гуляй. — Выставили мы как-то для спора Лапошу, Плеся да Егора. Лапоша немца облапошил, Плесь сумел его оплесть, а Егорий сразу объегорил — и гуляй немец.

Артельные посмеивались и продолжали дразнить весёлого старика:

   — Поцему тады все хитрости к нам от немца идут?

   — Потому что не дельны и на глазах будто бельмы — дате носа смотреть не приучены. Мы ить верим деньге, котора в руке, а ту, что через неделю, считаем за потерю. Сколь уж бывало, что наши придумки к немцам гуляли, а после к нам ихним умом вертались...

В справедливости этого им пришлось скоро убедиться. Когда щиты были изготовлены и поставлены на полозья, Семён устроил проверку. Сначала дело шло плохо: щиты зарывались в снег, опрокидывались, плохо управлялись. Со временем наступил лад, научились ездить непрерывной цепью, когда передний щит прикрывал сзади идущую лошадь, так что не оставалось видимой щели. Привлечённый столь необычным зрелищем, приехал Шуйский, подробно расспросил Семёна, но, узнавши, чья это придумка, недовольно забрюзжал: защита-де слаба, обзор для пушек плохой, щиты могут загореться, хлопот с ними много и вообще: где такое видано?

Не гораздый на споры Семён молча стоял, ковыряя в ладони. Шуйский хотел уже вынести суровый приговор, но тут выскочил дед Гуляй и заговорил:

   — То для Москвы диво, а мы им уже дивовалися. Немец с деревянным огородом давно по полю гулят и людев своих прикрыват.

   — Что-то не слышал я о таком, — усомнился Шуйский.