Свержение ига

   — Не жалеешь ты, Сеня, нас с брательником, — покряхтел так и не отставший от него дед Гуляй, — везде у тебя один разговор: давай берись за топор.

   — Слышь, дед, а брат-то твой где? — спросил один из новичков.

   — А вот он и есть, мой брательник, —показал Гуляй на топор, — сколь земли мы прошли с ём, не счесть нипочём.

   — И говор чужеземный знаешь?

   — Зачем? У нас с ним, однако, разговор везде одинаков.

Вечерами у костра Гуляй без умолку рассказывал свои бесконечные байки. Говорил и о чужих народах, с кем довелось повстречаться на долгом веку.

   — Немец крепок в бою, покуда в строю, — поучал он. — Поляк отважлив, да шибко куражлив. Татарин в битве настырен, но на службе смирен. То все наши главные противцы, а есть ещё чудь белоглазая да черемиса чумазая — те совсем как дети.

   — А правда, что мы пожиже наших главных супротивщиков?

   — Зачем — пожиже? Всякому своё. Немец с поляком что ухватили, ино домой потащили. Зато ежели немцу богатство для сытости, то поляку для похвальбы. У нас же и у татарщины — будто косьба на барщине: сколь ни укосим, всё мимо дома носим.

   — Это почему так?

   — Татарину не надо запаса, он одним днём живёт, а мы — будущим. В долги не лезем, но из долгов не выходим. Всем должны: государину, боярину, попу и мало-помалу, кому на глаза попало. Чего ржёте? Спросите у старшого, зачем это мы топорами машем да у костров пляшем.

Все поглядели на Семёна.

   — Так надоть... — неуверенно сказал тот.

   — Вот видите, кому-тось надо, а мы должны.

Матвей не сдержался и горячо заговорил:

   — Байки твои смешливы, да не вся в них правда. Долгов у нас много, точно: перед предками, что кровь пролили, желая иго ордынское совлечь; перед потомками, чтобы не корили нас за нерадение, а пуще всего — перед своей совестью. И стыдиться тех долгов не надобно, они совокупляют наш народ на общее деяние, являются источником силы и прибежищем совести, позволяют за-ради общего дела отдать жизнь и имение...

   — Не всем позволяют, особливо у кого имения много, — возразил из темноты чей-то голос.

   — Не о них и речь. Не они, а мы с вами соль нашей земли и её совесть. Не они, а мы с вами за всё в ответе, потому стоим здесь и стережём врага. Не кому-то это надо, а нам самим, и должны мы не кому-нибудь, а себе. Недаром же и песня про нас сложена:

О, светлая светло,
О, красная красно,
Земля наша русска
Украсна еси
Лесами густыми,
Польми благодатными,
Но боле украсна
Честными людьми.

Кто-то потихоньку поддержал Матвея, потом подхватили у соседних костров, и вот уже громко разнеслось вокруг и достигло чужого берега:

О, крепкая крепко,
О, твёрдая твёрдо,
Земля наша русска
Могуча еси
Князьями храбрыми,
Боярами мудрыми,
Но боле могуча
Честными людьми.

Этой же ночью сторожевики углядели огненное зарево, занимающееся над Опаковом. Вскоре появились и первые беглецы. Они рассказали о нежданном приходе татар, начавших разорять городок и грабить жителей. Татарский предводитель царевич Муртаза будто бы допытывался о бродах через Угру и искал вожей для сопровождения. Утром татары появились на берегу. Увидев стоящих у брода русских, они стали кричать: «Дайте берега царевичу Муртазе, мы вас не тронем!» На что русские отвечали словами, не требующими перевода.

Семён приказал готовиться к бою. Щиты расставили выпуклым полукружьем, чтобы обезопаситься на случай того, если враг вздумает обойти заставу с боков. О его силах пока ещё не знали наверняка и посылать за подмогой посчитали преждевременным. Спустя некоторое время к броду спустился конный отряд. Татары разобрались по двое и неспешно двинулись вслед за двумя проводниками. Русские спокойно следили за переходом и, когда те достигли середины реки, открыли стрельбу из луков. Очень скоро из всего отряда остались лишь два проводника, которые заторопили коней, стремясь поскорее достигнуть русского берега. Им вдогон посыпались татарские стрелы. Один был сразу же сражён, другому, хотя и раненному, удалось добраться до щитов. Он рассказал, что к броду подошло много ордынцев и малочисленность русской заставы им ведома.

   — Что будем делать? — спросил Матвей.

   — То, для цего посланы, — ответил Семён. — Собирайся-ка к Холмскому, пущай подмогу шлёт, долго не продержимся.

Матвей заупрямился: я-де для боя ехал, а не для рассылов, людей только что на битву подвигал, а сам же сбегу.

   — Вот и беги, да пошибце. От тебя проку более выйдет, коли подмогу сюда приведёшь.

   — А ну как обойдут вас ордынцы стороной?

Семён покачал головой:

   — Не обойдут. Татарин и верно настырен, как Гуляй говаривал. Он ежели на пути стенку встренет, головой бить нацнет, покуда её не прошибёт или голова не отскоцит. Так цто приводи подмогу сюда.

Друзья обнялись на прощание.