Свет

* * *

Видимая часть пакета лежала на палубе, в одной из маленьких кают обитаемой секции, в небольшой красной картонной коробке, перетянутой блестящей зеленой ленточкой. Дядя Зип преподнес ей пакет в обычной своей манере: с подписанной поздравительной открыткой, где красовались ангелочки, лавровые венки и горящие свечи, добавив к этому две дюжины роз на длинных стеблях. Розы теперь были раскиданы по палубе, увядшие, потемневшие лепестки едва заметно колыхало потоками прохладного воздуха.

Коробка, однако, представляла наименьший интерес. Ее содержимое было очень старым. Как бы ни пытался дядя Зип замаскировать сей факт, а все ж очевидно: ни он, ни кто другой понятия не имеют о первоначальном назначении пакета. Некоторые артефакты рассказывали о себе сами, через посредство устаревших на миллионы лет вместе со своими ожиданиями квазиличностей. Эти либо впадали в безумие, либо оказывались испорчены, либо предназначались для чего-то совершенно непостижимого. Их забросили, они пережили первоначальных владельцев. Любая попытка понять их с необходимостью относилась к области догадок. Люди вроде дяди Зипа могли установить программы-посредники, но почем знать, что́ на другом конце мостика? В коробке действует код, что само по себе опасно. Еще там находится какой-то нанотехнологический субстрат, предположительная среда запуска этого кода. Вероятно, код нужен для постройки какого-нибудь объекта. Но при попытке активации из пустоты негромко зазвенел колокольчик. Некое подобие белой пены, казалось, вылетело из коробки, забрызгав розы; женский голос, вежливый и, скорее, отстраненный, попросил позвать доктора Хэндса.

– Я не знаю никого с таким именем, – сердито отвечала Серия Мау. – Не знаю никого с таким именем.

– Доктора Хэндса, пожалуйста, – повторил пакет, словно не слыша ее.

– Я не знаю, чего ты хочешь, – сказала Серия Мау.

– Доктора Хэндса в операционную, пожалуйста.

Пена продолжала растекаться по палубе, пока Серия Мау снова не отключила программу. Она подумала, что, внимательно принюхавшись, можно было бы различить ароматы миндаля и ванили. На миг запахи так ясно проступили из ее памяти, что ей стало не по себе. Весь сенсориум словно бы отцепился от «Белой кошки», с которой был сочленен уже двадцать лет, перевернулся вверх тормашками и беспомощно поплыл во тьму. Серия Мау в баке забила конечностями. Она ослепла. Она потеряла ориентацию. Она испугалась, что сейчас потеряет себя, умрет, перестанет существовать. Из углов, как пауки из паутины, тревожно выползали теневые операторы, перешептываясь и хлопая друг друга по ладоням.

– Вот сделанное, – напомнил один другому, – а вот то, что остается незавершенным.

– Она такая малышка, – проговорили все в унисон.

Ответный вопль Серии Мау давал лишь отдаленное представление о силе ее тоски, отвращения к себе и сдавленной ярости. Что бы она там ни твердила им на парковочной орбите Мотеля Сплендидо, а ее мнение переменилось. Серия Мау Генлишер хотела снова стать человеком. Хотя, наблюдая за пассажирами, она зачастую сомневалась в этом желании.

* * *

Она полагала, что их четверо или пятеро. С самого начала трудно было сосчитать, поскольку одна женщина оказалась клоном другой. Они погрузили на борт добрую тонну оборудования, в основном полевые генераторы, и принялись с уверенной вальяжностью шляться по кораблю. Одежда их казалась практичной, пока не поймешь, насколько тонка ее ткань. У женщины напористая стрижка ежиком, волосы слегка покрыты муссом. У мужчин дискретные мозговые имплантаты, анимированные логотипы – дань уважения великим корпорациям прошлого. «Белая кошка», с ее аурой скрытности и явно военными функциями, быстро сбила с них мальчишеский задор. Никому из пассажиров еще не приходилось общаться с K-питаном.

– Привет, – робко сказали они, не зная, куда смотреть, когда заговорила Серия Мау. И затем – друг другу, подумав, что остались в одиночестве: – Эй, вот это да! Ничего себе поездочка!

– Пожалуйста, соблюдайте порядок в каютах, – вмешалась Серия Мау.

Она наблюдала за их поведением, уделяя особое внимание почти непрестанной сексуальной активности, через нанокамеры, установленные в углах кают, скрытые в складках одежды или дрейфующие пылинками на воздушных течениях обитаемой секции. Практически любой миг их повседневной жизни был ей доступен даже при слабом освещении: вот они едят, вот занимаются физическими упражнениями, вот испражняются. Совокупляются и подмываются, затем снова совокупляются. Серия Мау потеряла счет этим эпизодам, сочетаниям откляченных задниц и широко расставленных ног. Стоило включить звук, как то и дело кто-то шептал: «Да». Все мужчины по очереди трахнули одну из женщин; затем эта женщина под их взглядами занялась сексом со своим клоном. Последняя была по жизни сговорчива, нежна, склонна к неожиданным вспышкам гневного плача и настырным просьбам о финансовом содействии. Такая неуверенная, говорила она. Почти во всем. Они трахнули ее, поспали и попросили Серию Мау выключить искусственную гравитацию.

– Боюсь, что это невозможно, – соврала Серия Мау.