Свет

Я снова чувствую, как он касается губами моей спины, и понимаю, что Слейд специально поставил меня в такую позу. Хотя удивляться тут нечему – Слейд всегда все делает с каким-то умыслом.

Теперь он снова целует мою спину, заменяя насилие нежностью. Напоминает, что я не уничтожена. Что мы, несмотря на случившееся, вместе и что в наших мирах брешь появилась для того, чтобы мы обрели друг друга.

– Слейд, мне нужно, чтобы ты начал двигаться, – говорю я ему, пока он гладит, ласкает, заставляет мое тело млеть, а все мои сомнения растекаться ручейками.

С той же поразительной проворностью он возвращает пальцы на клитор, и у меня перехватывает дыхание, когда он начинает ласкать его быстро и решительно.

Одновременно он с силой выходит и снова входит в меня. Снова. И снова. И снова. Он двигается в ровном и жестком темпе, а другой рукой хватает меня за бедро и еще приподнимает, и тогда меня пронзает волна жара.

Я выгибаю спину и начинаю непристойно стонать, но мои стоны немного заглушает журчание воды.

– Да, да, – томно произношу я. Его прикосновение к клитору напоминает тысячи разрядов молнии, которые пробегают по моим ногам, по животу, – даже стопам становится жарко. Чувствую, как он задевает ту точку, от которой хочется громко взвыть.

– Быстрее, Слейд. Я хочу кончить. Хочу кончить вместе с тобой.

– Я дам тебе все, что хочешь, – говорит он голосом, в котором слышится пыл и голод, властность и желание защитить. – Держись.

Я выпрямляю руки, собираясь с духом, и Слейд начинает жестко и быстро трахать меня, отчего вода вокруг нас плещется. Плеск воды идеально дополняет эротические звуки, сопровождающие наши стоны.

– Ты так сжимаешь мой член, будто хочешь высосать все без остатка, – шипит он мне на ухо, задевая острыми зубами ушную раковину. – Ты уже готова, да, детка?

– Да! Пожалуйста!

Он ласкает мой клитор сильнее, быстрее, увереннее и…

Я вспыхиваю в горячей воде, которая волнами бьется о мои руки и грудь. От ступней до груди меня охватывает пламя удовольствия.

Слейд, дернувшись, издает мне на ухо самый сексуальный звук, что я слышала, и изливает в меня семя, а я, прильнув к нему, медленно отхожу от экстаза.

Тяжело дыша, мы прижимаемся друг к другу, и Слейд в последний раз целует меня в спину, а потом разворачивает и сажает к себе на колени. Он прижимает мою голову к своей груди, пока пар клубится вокруг нас, как занавес, призванный укрыть от всего.

Спустя время, когда тишина дарит успокоение, а булькающая вода просто звучит на фоне, я поднимаю взгляд на Слейда, и он наклоняет голову, смотря на меня.

– Это оно, да? – тихо спрашиваю я, чувствуя себя в его объятиях хрупкой и защищенной. – Это настоящая любовь? – Это слово. Важное, многозначительное слово просто срывается с моих губ, покрывая воду рябью, но я знаю, что это правда.

Раньше я считала, что меня любят, когда это было не так. Любовь Слейда совсем не похожа на его любовь. После сегодняшнего я вижу это четко и ясно. Вижу то, на что мне раскрыли глаза.

Слейд сжимает меня в объятиях, а потом целует в лоб.

– Да, Аурен. Это и есть любовь.

Глава 39

Аурен

Оставшуюся ночь мы со Слейдом проводим в постели. Он занимается со мной любовью еще дважды, и я засыпаю, а потом просыпаюсь, когда он опускается ртом между моими бедрами и вытворяет языком очень порочные вещи.

Я не знаю, сколько времени было, когда мы уснули, но, проснувшись, обнаруживаю, что нахожусь в постели одна. И тут нет ничего необычного, потому что я соблюдаю другой режим сна, боясь ненароком что-нибудь позолотить. И все же не могу прогнать колкое разочарование из-за того, что Слейда нет рядом.

Посмотрев на часы, стоящие на каминной полке, вижу, что спала, как обычно, не очень долго. Уже стоит поздний вечер, а значит, пока светло. Я бы перевернулась на другой бок, накрывшись одеялами и довольствуясь тем, что могу спрятаться до ночи, но именно в этот момент желудок решает тихонько заурчать, потому что с пиршества в павильоне прошло много времени. Особенно учитывая, какими… мы со Слейдом были активными прошлой ночью.

Нам это пошло на пользу – нужно любить друг друга, а не вязнуть во всех откровениях их прошлого. Но теперь, когда я одна и у меня есть время все обдумать, в голову приходят только мысли об этой деревне. Обо всех долго живущих тут ореанцах.

В основном я думаю о его матери.

Я хорошо ее понимаю. Ее вырвали из привычного мира, заточили с жестоким человеком. Эту женщину вожделели из-за ее магической силы, держали в стороне как безделушку, которая должна принести желаемые результаты. Интересно, что произошло, когда она прошла через этот разлом, и почему больше не говорит?

Возможно, в тот день у нее сорвался голос от криков, которые она посвятила своему погибшему возлюбленному.

Теперь становится понятным, почему я заметила в селянах и Элоре что-то странное. Наверное, почувствовала их связь с Эннвином, какой бы тонкой она ни была.