Свет

Дигби не отвечает, и тогда я поворачиваюсь к нему. Он все так же стоит в дверном проеме на страже, и кажется, что ни на секунду не отрывал от меня взгляда. Я замечаю, с какой силой он прислоняется к стене, как крепко обхватывает ребра рукой, как подрагивает у него нога. Он с места не двинется, если его не попросить – совсем как раньше, когда ему доводилось охранять меня. Тогда Дигби ни разу не покинул свой пост раньше времени.

Я киваю ему.

– Диг, твоя очередь.

С минуту он мешкает, потом проводит по мне взглядом и останавливает его на Слейде. Не знаю, как контактируют эти двое мужчин, но Дигби оглядывается на меня, наклонив голову, а затем они с Ходжатом выходят, закрыв за собой дверь.

Я начинаю садиться, и Слейд тут же оказывается рядом, готовый мне помочь. Я, хоть и долго спала, все равно чувствую себя измотанной, но в голове столько мыслей, что заснуть все равно не удастся.

Я прижимаю к груди рубашку, которая осталась на спине незастегнутой.

– Могу я немного обмыться?

– Конечно. – Слейд помогает мне встать и ведет в умывальную комнату. Она маленькая, но чистая, с круглой ванной, умывальником, туалетом и деревянным туалетным столиком.

– Я могу набрать воду в ванну, но немного, чтобы не намочить твою повязку.

– Нет, так тоже пойдет. Я обмоюсь пока, как получится, а завтра приму ванну перед тем, как Ходжат сменит повязку.

Кивнув, Слейд подходит к туалетному столику и выдвигает табурет. Я понимаю намек и, подойдя к нему, осторожно сажусь. Смотрю, как Слейд методично, тихо передвигается по комнате, и задаюсь вопросом, о чем же он думает. Но я никогда не умела читать его мысли так хорошо, как он читает мои.

Слейд берет со столика стеклянный флакон и подходит к умывальнику. Чаша в нем темно-синяя, а деревянная столешница вокруг нее такого же цвета, что и пол. Он наливает немного микстуры в миску, а затем протягивает руку и выкачивает воду из серебряного крана в стене. Вода брызжет в умывальник, наполняя его мелкими пузырьками, а Слейд берет тканевую салфетку и окунает ее в воду.

Я смотрю, как он отжимает салфетку. Рукава рубашки закатаны, и видны его предплечья. Меня завораживают скручивающие движения его рук, особенно в слабом свете. С этого ракурса мне виден его профиль, и от одного взгляда на Слейда внутри что-то начинает ныть.

Когда он поворачивается и подходит ко мне, я протягиваю руку за салфеткой, но он спрашивает:

– Можно мне?

Опешив, я медлю. Мыть кого-то – это совсем иной вид интима, чем секс. Я прижимаю к груди рубашку, пытаясь понять, чего хочу, но Слейд меня не торопит. Просто ждет, и я знаю: если откажусь, он протянет мне салфетку, и на этом все закончится.

Но я не хочу, чтобы он передавал мне салфетку.

Тяжело сглотнув, я встаю и, потянувшись назад, расстегиваю две верхние пуговицы. Рубашка очень большая, и потому я поочередно вылезаю из рукавов, уронив ее на пол. Я чувствую себя обнаженной, даже будучи обмотанной бинтами. Я вздрагиваю, уже собираясь поднять руки, чтобы прикрыться, но Слейд всегда на шаг впереди.

Он обхватывает мозолистой ладонью мое запястье и осторожно помогает сесть. Как только я делаю это, Слейд начинает нежно водить тканью по моей руке. Я глубоко вдыхаю, чуть подскочив от того, какая ткань холодная.

Слейд издает смешок.

– Извини, нужно было предупредить.

И все же каждое его прикосновение недолго кажется холодным. Разве может такое быть, если он ко мне прикасается?

Слейд водит салфеткой осторожно и тщательно, обмывает мою руку водой с мылом, а другой переплетает наши пальцы, мягко сгибая и разгибая запястье. Потом Слейд сгибает мои пальцы, унимая в них напряжение, и принимается медленно поглаживать другую мою руку.

Когда он заканчивает, мое тело становится податливым и покладистым. Слейд окутывает заботой мои плечи, массируя напряженные мышцы, но стараясь притом не касаться спины. Он так педантичен в своей заботе, что не причиняет ни капли боли.

В его движениях нет ничего, намекающего на секс, хотя соски у меня напрягаются, а дыхание несколько раз перехватывает. Слейд просто продолжает ухаживать за мной, снимая тревогу и напряжение, массируя мускулы.

Следом я помогаю ему снять с меня чулки. Он опускается на колени, и от его медленных движений я становлюсь такой же вялой, как до этого. Однако, когда он обхватывает пальцами мои стопы, от удовольствия я закатываю глаза.

Его молчаливая забота усмирила гул у меня в голове, помогла мне увидеть все яснее, пока он всецело не покорил мое тело.

Но он всегда так делает.

Когда он поднимает руку, чтобы провести салфеткой по лбу и щекам, я смотрю на него. Мы встречаемся взглядами, и он ласкает большим пальцем мой подбородок. Слейд бросает салфетку в миску, а потом, не сводя с меня взора, тянется к карману и протягивает руку.

У него на ладони лежит обрывок моей ленты. Тот, которым Мидас обвязал мое запястье.

Глаза наполняются слезами, и я осторожно беру ленту. Когда касаюсь ее шелка, с губ срывается всхлип, а по щекам текут слезы.

У позвоночника пульсирует жгучая боль, словно тело знает, где росла эта лента. Словно хочет возвратить ее на место.