Свет Азии

Среди чужестранцев пришел святой седовласый старец, Асита, один из тех, чье ухо, давно закрытое для всего земного, внимало лишь небесным звукам. Молясь однажды под, деревом, он услышал песни богов, приветствовавших, рождение Будды. Долгая жизнь и подвиги воздержания умудрили его, вид его внушал такое почтение, что когда он приблизился, царь приветствовал его, а царица Майя велела положить младенца к святым ногам его. Но, увидев царевича, старец воскликнул: «Нет, не так, царица!» И восемь раз преклонил, он изможденное лицо свое до самой земли и сказал: «Младенец, я поклоняюсь тебе! Ты — он! Я вижу розовый свет, вижу знаки на ногах, вижу на мягких его волосах завиток Свастики, вижу тридцать два главные священные знака и восемь меньших. Да, ты — Будда. Ты возвестишь закон и принесешь спасение всем, которые познают этот закон. Но я не услышу твоей проповеди, я, давно жаждавший смерти, скоро умру, но всё-же я видел тебя! О, царь! Узнай, это цветок на дереве человечества, который в, мириады лет расцветает лишь один раз, но, расцвев, наполняет всю Вселенную благоуханием мудрости и сладкими медом любви. От твоего царского корня возрос небесный лотос! Благословен твой дом! Но счастье его не полно! Из-за этого мальчика меч пронзит сердце твоё. Ты, кроткая царица, ради рожденного тобою стала сокровищем для всех богов и людей, ты слишком свята для новых страданий, а жизнь есть страдание, и потому через семь дней ты достигнешь безболезненного конца всех мук!

Всё сбылось, как сказал старец. На седьмой вечер царица Майя уснула с улыбкою на устах и не проснулась больше: с радостью переселилась она в небо Трайя-стринш[1], где бесчисленные боги поклоняются ей и окружают своими заботами лучезарную мать.

Для ребенка же нашлась кормилица царевна Магапражапати. Молоком ее груди питался тот, чьи уста, чье слово служит утешением миров.

Когда отрок достиг восьми лет, заботливый царь решил обучить его всему, что должен знать царский сын. Он все еще страшился сделанных ему предсказаний о чудесах, о славе и страданиях, ожидающих Будду. Поэтому, собрав вокруг:, себя всех своих советников, он их спросил:

— Скажите, кто всех мудрее? Кто может научить сына моего всему, что надлежит знать царевичу?

Каждый из них сказал ему:

— Царь! Всех мудрее — Висвамитра. Он проник всех глубже в тайны писания, он всех превосходит ученостью, знанием ремесел и всем прочим.

Висвамитра был призван и выслушал приказ царя. И вот, в благоприятный для начала учения день, взял царский сын доску из красного сандального дерева, украшенную драгоценными камнями и усыпанную пылью наждака, взял ее, взял трость и стал, скромно опустив глаза, пред мудрецом.

И мудрец сказал ему:

— Дитя, напиши вот это!

И он медленно произнес: «Гайятри» — стих, который могут слышать одни лишь высшие по рождению.

— Ачарья, я пишу, — кротко сказал царевич.

Быстро вывел он по пыли святой стих, изобразил не одним, а многими начертаниями священный стих: Нагри и Дакшин, Ни, Мангаль, Пуруша, Ява, Тирти, Ук, Дарад, Сикьяни, Манна, Мадьачар; начертил его и на языке образов, и на языке знаков, на языке пещерных людей и приморских жителей, на языке поклонников живущих под землею змей и на языке поклонников огня и поклонников солнца, и на языке магов, и на языке горных жителей. Все различные письмена различных народов изобразил он своею тростью и прочел стих учителя на языках всех народов. И сказал Висвамитра:

— Довольно, перейдем к цифрам! Повторяй за мной, считай так, как я буду считать, пока дойдем до Лакх[2]: один, два, три, четыре, затем десятки, и сотни, и тысячи.

И вслед за ним назвал отрок единицы, десятки, сотни и не остановился на круглом лакхе; нет, он шептал дальше, до тех чисел, которыми можно счесть все, начиная от зерен на поле и до самой мелкой песчинки.

Потом он перешел к катхе, к счету звезд ночных, к кати-катхе, счету морских капель, и далее к счету песчинок Ганга и к счету, единицами которого изображается весь песок десяти лакх Ганга. Затем пошли еще более громадные числа: сумма всех дождевых капель, которые, при ежедневном дожде, упадут на всю вселенную в течение десяти тысяч лет, и, наконец, число, при помощи которого боги вычисляют свое прошедшее и будущее.

— Хорошо, — сказал мудрец, — если ты, благородный царевич, знаешь все это, то не научить ли мне тебя измерению длины?