Дома его охватила такая тоска, что хоть волком вой. Близнецы бесились у себя в комнате. Похоже, швырялись подушками. Ну и черт с ними! — подумал Гена. Разобьют стекло — может, хоть раз Алексей их выдерет. А то все только восхищается: “Ах, какие дети, лучшие на свете!” А их лупить надо каждое утро вместо гимнастики, чтобы быстрее умнели — а то от них прямо житья не стало. Вот и сегодня. Если б не они, он бы точно ее поцеловал. Правда, только в щеку, но и то хлеб. Так нет — явились, не запылились.
Чем бы заняться, чтобы время быстрее прошло?
Маринка! А что, если оттащить ей эти тетрадки прямо сейчас? На ее свидание. Она сказала, что встречается со своим Димой в семь у фонтана. Сейчас без четверти семь — он как раз успеет. Заодно посмотрит на ее ухажера — так ли он хорош, как она его изображает, и надо ли его бояться. Решено.
Маринку он увидел издали. Она нарядилась в блестящую, как из фольги, блузку и юбку — короче некуда. И куртка нараспашку.
Вырядилась! — неприязненно подумал Гена. И чего приперлась раньше него? Хоть бы постояла за будкой, подождала, пока он не явится. Девушке лучше опоздать, чем стоять, озираясь.
Маринка и вправду вертела головой по сторонам, выглядывая своего кавалера. Вдруг она заулыбалась и поспешила навстречу высокому светловолосому парню, неспешно вышагивающему по главной аллее. Он тоже улыбнулся и, взяв ее руку, запечатлел поцелуй на Маринкиной ладони. Она так и зарделась.
Во гад! — восхитился Гена. Умеет с девками обращаться. Бабник, видать, еще тот. Ох, и наплачется она с ним — чует мое сердце.
Он вышел из-за дерева и направился к ним. Парень недоуменно смотрел на него — видно, пытался вспомнить, где мог его видеть. Зато Маринка обрадовалась:
— Принес? Вот спасибо! Дима, это Гена, мой друг. Мы в одном доме живем. И учимся вместе. Он принес мои тетрадки со стихами. Здесь все чуть ли не с детсадовских лет. Много ерунды, но есть и приличные стихи. Может, выберешь из них для своих песен? Геночка, большое-большое тебе спасибо!
И она выразительно посмотрела на Гену − мол, уматывай теперь ты, чего стоишь?
— А почему эти тетрадки были не у тебя? — ревниво поинтересовался Дима. — Почему их твой друг приносит, а не ты сама?
— А я их учу всю жизнь, — ответил за Маринку Гена. — У меня с детства такое хобби — учить стихи моей любимой подруги наизусть. Я от них балдею.
Маринкин ухажер ему сразу не понравился. Слишком уверен в своей неотразимости и оттого нагл. Но девчонки на таких почему-то всегда западают. Вот и Маринка попалась. А ведь он считал ее умной девкой.
— Странный какой-то у тебя друг. — Дима недоуменно пожал плечами. — По-моему он чем-то недоволен. Может, ему жалко тетрадки отдавать?
— Точно, — подтвердил Гена. — Прямо от сердца отрываю. А вообще — я не люблю, когда обо мне говорят в третьем лице. В моем присутствии.
— Гена, перестань! — рассердилась Маринка. — Что на тебя нашло? Дима, не обращай внимания — он просто дурака валяет.
— Я бы предпочел дурочку, — схамил напоследок Гена, и, сунув руки в карманы, пошел прочь. Он сам не понимал, что на него нашло. Не понравился ему этот тип — и все. Может, если бы не их предварительный разговор с Маринкой, он бы повел себя иначе. Но тот разговор уже завел его, заставил заранее отнестись к этому парню с предубеждением − а только что состоявшееся знакомство еще больше усилило его неприязнь.
Гена на мгновение представил на месте Маринки Леночку, − и ему стало совсем тошно. Да, этот тип мог ей понравиться. Он красив — это надо признать. Не хуже Оленя, но в отличие от того, похоже, неглуп. И из богатеньких — Маринка говорила, что у его папаши иномарка. И компьютер у него, и колеса — нет справедливости на свете!
Автомобиль был недостижимой Гениной мечтой. Посадить в него Леночку, увезти ее за город — туда, где под синим небом с разноцветных деревьев осыпается листва, в которой по щиколотку утопают ноги. Обнимать ее, очарованную этой красотой, — и целовать. И никого вокруг. Ах, мечты, мечты!
Пустые мечты. На ближайшие десять лет автомобиль ему не светит. Да и на последующие − вряд ли. Нет, нельзя этого типа к ней подпускать − Маринка права. Никаких знакомств, никакого общения. И не будет он отговаривать Маринку, пусть встречается с ним, пусть у них все будет — у нее своя голова на плечах. Лишь бы держать его подальше от Леночки.
А Дима, взяв Маринку под руку, повел ее вниз к их скамейке. К счастью, и на этот раз она была свободна. Может, потому, что с аллеи ее заметить было трудно — кусты скрывали. Они сели близко-близко друг к другу, и Дима принялся листать одну из принесенных тетрадей. В ней находились стихи последних лет. Среди них встречались очень даже ничего. За один он зацепился и стал читать вслух своим меховым голосом:
— В темной речке застыла
Грусть уснувшего сада.
Мелкий дождик уныло
Гасит жар листопада.
— Гениально! — сказал он. — Ну, просто, Есенин. Нет, Тютчев. Так и видишь этот беспросветный денек — даже дрожь пробирает.
— Дуб, промокший до нитки,
Мрак, плывущий с востока,
Тишина за калиткой.
До чего одиноко!