Свет дьявола

Я прилетел в сочинский аэропорт на дребезжащем, как кастрюля с крышкой, советском лайнере, вышел в толпу таксистов со злобно-приветливыми улыбками и оглянулся с растерянным видом. Я был в черных брюках и черной куртке – сочинская ярмарка в горошек и в цветочки, в сандалиях и с полуголыми сиськами глядела на меня с нескрываемым подозрением. В Сочах мне на этот раз нечего было делать. Мой путь, как писали путешественники в XIX веке, лежал в Абхазию. Аэропорт Сухуми не принимал. Он не принимает уже в течение многих лет. Последний раз, когда я читал о сухумском аэропорте, – это была плохая новость. Тогда на подлете к Сухуми сбили пассажирский самолет ТУ-154. Абхазцы потом уверяли меня, что на нем летели боевики с Западной Украины, в полном военном снаряжении – чтобы воевать на стороне Грузии. В нем была моя знакомая – американская журналистка, с которой я как-то обедал в Париже. Я много раз представлял себе последние секунды ее жизни.

Я уже ехал в сторону Абхазии в благополучном «мерседесе» с чудесным долговязым армянским водителем Авиком и никак не мог вспомнить, как звали погибшую журналистку. Так и не вспомнив, я приехал на государственную границу. Мост через Псоу. Псоу, конечно, не речка, а – вино. Приятное абхазское вино. С натуральной сладостью, в которой есть легкая хитрость Востока. Граница, которая в 1990-е годы блокировала въезд в Россию всем абхазцам, кроме стариков и женщин, ныне стала абсолютно вымышленной. Официально я въезжал в Грузию, но об этом нет даже речи. Никаких грузинских «иероглифов», никаких грузинских наименований – все это с корнем вырвали абхазцы. Мне велели взять мой компьютер в руки и встречать машину на другой стороне реки. Российские пограничники отличались привычной солдатской грубостью, но при этом были прозрачными, как родниковая вода: я прошел через них без усилия. Если бы в моей компьютерной сумке был миллион долларов, об этом бы никто не узнал. Но зачем ввозить в Абхазию миллион долларов? На другой стороне горной речки сидел на стуле абхазец полувоенного вида. Я ему кивнул – он мне тоже. Я шагнул в геополитическую пустоту. Надо мной развевался полосатый абхазский флаг с человеческой ладонью.

Дорога еще некоторое время оставалась весьма сносной – как в России. Но если в России вплоть до границы тянулись пыльные пригороды с мелкими палисадниками и бурным движением, то после границы я попал в девственную природу. Оказавшись частью природы, а не пригородов, море приосанилось, приобрело величественный вид, претендуя на миф и на вечность. Оно было пустым, без единого паруса, катера, лодки с веслами – море считается здесь грузинским, и любое судоходство потенциально опасно, с непредсказуемыми последствиями.

Постоянные милицейские блокпосты. Милиционеры высовывались из придорожных кустов навстречу редким автомобилям и штрафам за превышение скорости. Но наш автомобиль, принадлежащий секретарю по национальной безопасности, оказался для них не только неприкосновенным, но даже священным, и они поступали так, как нигде: они не просто отдавали машине честь, но при этом еще и кланялись, как в каком-нибудь мультике, в пояс. Мы приехали на Восток.