Свет дьявола

Всего этого я еще не знал, когда ехал под вечер из Сочи в Сухуми, который, утратив присвоенное ему Сталиным грузинское «и», теперь звучит по-абхазски, суховато для русского уха, – Сухум. Меня поселили на госдаче, рядом с дворцом президента: антикварная роскошь советских номенклатурных времен. Наутро познакомили со Станиславом Лакобой, ключом к моему путешествию. Я увидел все, что хотел: от людей – руководителей страны, писателей, священников на Новом Афоне – до обезьян в сухумском питомнике.

Обезьяны порадовали меня своими детенышами. Перед питомником стоит большой памятник обезьяне – кажется, единственный в мире. Жаль только, что цель питомника, отразившаяся в надписи на памятнике, выражается в опытах, которые призваны спасать людей за счет обезьян. Я понимал, глядя на возрождение обезьянника, что этот вопрос, который теперь мучит политкорректную Европу, в стране послевоенных инвалидов еще долго не будет иметь никакого смысла.

Под руководством статного и седого Ксан-Ксаныча – русского человека, который командует абхазским военно-морским флотом, – я сделал круг по сухумской бухте на военном катере. Катер был допотопен и трижды перекрашен, как старый трансвестит. Морю явно надоело быть пустым. Поощряя нашу военную активность, оно тут же послало нам в помощь дельфина, который решил погоняться с нами наперегонки.

Война не испортила Черное море. Оно плескалось легкомысленной волной. Трудно придумать более курортное море. Оно буквально все окружено пляжем. Но оно лишь прикидывается курортным. Оно умеет быть черным. Это странное море обладает сероводородным слоем, консервирующие свойства которого сохраняют как металлы, так и бумагу. На дне, среди гор и ущелий, в подводном музее будущих поколений, собрана коллекция тайн. Купальщики с веселыми криками бросаются плыть по кладбищу кораблей всевозможных флотилий, навстречу братским могилам десятков тысяч людей. Их приветливо хватают за ноги утопленники с теплохода «Армения», затопленного 7 ноября 1941 года немецкой авиацией близ Ялты, когда он плыл на Кавказ. Семь тысяч трупов! Четыре с половиной тысячи немцев разгуливают по дну – жертвы советской бомбардировки нацистского транспорта «Тейя».

Сухумский маяк с моря выглядел ненужной игрушкой. На рейде стоял лишь один турецкий сухогруз – он выглядел пиратским судном. Море беспечно плескалось, а Сухум померк, одичал. Вокруг него бродят волки, в предгорьях развелись ядовитые змеи, почта не работает. Кроме того, добавила местная русская журналистка, ее дважды насиловали. Один из насильников сидит в тюрьме. Остановившееся время превратило абхазскую интеллигенцию в читателей и телезрителей российских каналов. Ко мне отнеслись как к чуду, сошедшему с экрана. Быть чудом крайне некомфортно. Меня спасло только то, что я искренне принял абхазскую сторону и сохранил хладнокровие. Мои оценки носили волюнтаристский характер. Я чувствовал себя Хлестаковым, которому приснился дикий сон о том, что он должен выбрать: Абхазию или Грузию. Наконец, я догадался: в войне с Абхазией потерпело поражение грузинское высокомерие.

Станислав Лакоба удовлетворил все мои желания, кроме одного. Можно подумать, что он отказался познакомить меня с президентом страны и его грузинской женой, но как раз это он сделал. Лакоба, скорее, делился со мной своими сомнениями, нежели пропагандировал абхазский образ жизни. Я понял, что его страна попала в капкан, но в Сухуме было жарко, и мне хотелось из остановившегося времени выбраться на природу. Однако именно то, что связано с природой, Лакоба мне не показал: абхазцы скрывают в горах идолища, паганища, капища, которые обжигают, как огненный куст, неподготовленного или непрошенного гостя. Говорят, что грузины испытали это на собственной шкуре – пропадали в тех местах заживо. Возможно, это военный фольклор. Зато я узнал наконец секрет летальной витальности.

«Он из разряда преданий, рифмуется с культом плодородия, боязнью приведений и заговорами против нечисти, – скажут скептики. – Язычество питается эротическими соками, фаллическими видениями. Отсюда вечные распри с сексом у поклонников мирового монотеизма».

Однако в обычной стране лишь повешенный отвечает абхазским стандартам, связывающим воедино концы и начала параллельных миров. В самой же Абхазии, живущей на земном месте Бога, повешенные – не исключение: новопреставленный мертвец лежит в гробу со стоящим членом. Он обладает стойкой эрекцией, которая не отпускает его, превращая в неугомонного духа. Тогда, по обычаю, в семье зовут вдову:

– Жена, успокой покойника!

Зареванная женщина, задрав черные юбки, с опаской карабкается на мертвого мужа и занимается с ним любовью, пока он не кончит. Семя мертвеца способно оплодотворить вдову, а, освободившись от посмертной обузы, покойник освобождает и свою душу.

Выслушав этот рассказ, я успокоился: Абхазия непобедима.

Ананас-экспресс