Свет дьявола

Путешественник колонизирует пространство. Каждая колония обслуживает его различные интересы. Так поступали французы и англичане: в одной стране они сажали арахис, в другой – занимались добычей слоновых бивней, в третьей – получали удовольствие от отдыха. Туристы, особенно на первых порах, не справляются с нахлынувшими эмоциями. Почему бы не оставить на соборе надпись: «Я здесь был!»? В варварском восторге есть своя логика: сохраниться в потомстве. Варвар оставит на памятнике и родное матерное слово как вызов достопримечательности, отказ подчиниться ее воздействию: мы тоже не лыком шиты. Фотографирование, конечно, не сравнится с выцарапыванием надписей гвоздем. Это переход в культурное пространство. Однако жадность до съемки – это тоже потребность вступить в интимные отношения с памятником. Чем дальше от дома, тем более значимым кажется путешествие. Японцы нередко снимают «на цифру» больше, чем видят глазами.

Базар сувениров – искушение вкуса. Приехав в Толедо, где кафедральный собор, по количеству культурной информации, выглядит Интернетом в камне, можно, разумеется, купить тарелку с изображением города. В сущности, он мною уже покорен – остается получить сертификат, подтверждающий победу. Сувенир – это трофей, который я вывожу из покоренного города, в свою очередь, будучи им покоренным. А может быть, покупка сувенира – это обмен белыми флагами при взаимной сдаче в плен? Хорошо, конечно, купить майку с названием города и носить ее дома – все, что «на память», то полезно. Можно купить альбом, чтобы пересматривать его, вспоминая увиденное. Но дома почти никогда нет времени пролистать купленную книгу. Она становится мертвой книгой. Не лучше ли купить гравюру? Оригинальная гравюра – не только воспоминание, но и продолжение искусства, излучаемого городом. В Африке я покупаю маски. Африканцы знают вкусы белолицых туристов. Для убедительности они натирают маски из черного дерева черным гуталином. Однако нередко на большом базаре есть то, что называется нетуристическим товаром – такие маски изначально созданы для ритуалов. Возникает парадокс: турист хочет выскочить из шкуры туриста. Преодолевая свое поверхностное покорение пространства, он стремится найти в чужой культуре знаки универсального смысла. В культурах есть два уровня высказывания: локальный и всеобъемлющий. Многие века, до сегодняшней глобализации, различные культуры, существуя автономно, были носителями информации об абсолютных ценностях. Страсть к путешествиям превращается в страсть разгадки всемирных знаков. Но вывести из города китч типа брюссельского писающего мальчика – тоже дело.

Съеден не только ананас, съедены киви с манго. Русские дети запретных плодов, освободившись от пространственного герметизма, будут еще долго оглядываться на свое прошлое и в каждой новой поездке побеждать его, подсчитывая приобретения. Средневековые города на вершинах холмов, пейзажи Тосканы – великая вещь, но никакое пространство не внушит столько уважения к своей красоте, сколько это сделает самовнушение.

Культурный туризм – на колени! Ползком, ползком… Афины и Рим нуждаются в нашем преклонении. Замки Луары следует заселить собой, чтобы лучше понять не только устои монархии, но и значение революции. Или – Иерусалим. Встреча с ним будит тему одиночества. На Голгофе даже Бог богооставлен. Не всегда ясно, зачем, куда едешь и что найдешь. Непредсказуемость составляет подпольную сладость поездки.

Эти миры, как две собаки, долго принюхиваются друг к другу: путешествие – встреча внешнего мира путешественника с его внутренним миром. Сейчас они разбегутся, или начнется собачья свадьба. Значит ли это, что к путешествиям нужно готовиться, как к школьному экзамену, обложившись справочной литературой? Встреча обладает свежестью не замыленного зубрежкой «ах!». Но глупо прийти на свидание полным невеждой, не знающим элементарных правил.

Когда входишь в римский собор Святого Петра, похожий на старый вокзал для святых, не надо жадничать, гоняться за искусством – одной Пиеты хватит на целый день. Можно отметить, что Микеланджело создал свой шедевр в 26 лет, а можно увидеть колени Христа, в которых собрана скорбь и беззащитность мира.

Чем неустойчивее внутренний мир путешественника, тем больше он нуждается в подпорках, которыми его обеспечивает гид. Гид – инструмент сводничества. Он расхваливает красоту выставляемого предмета, повышая его ценность бесчисленным количеством подробностей. Цена предмета растет на глазах. Все зависит от того, как использовать трещащего и бурно жестикулирующего сводника. Можно с его помощью развить вкус, но вполне может быть, что вы навсегда окажетесь в плену его суждений, боясь сделать собственный выбор.