Свет дня

— И тем не менее, на всякий случай мы запросили Интерпол, и что бы вы подумали? К нашему глубочайшему удивлению, материалов на вас там оказалось более чем достаточно. Например, им известно, что в свое время вы занимались ресторанным бизнесом…

— Да, у моей мамы был собственный ресторан в Каире. Это что, преступление?

— Владение — нет, а мошенничество — да. Ваша мама владела этим рестораном только частично. Но когда она умерла, вы продали его, уверив покупателя в том, что владеете им полностью. Хотя имелось еще два законных акционера. Тот покупатель обвинил вас в мошенничестве и подал на вас в суд, но, после того как полиция позволила вам переоформить сделку должным образом, он с готовностью забрал свое заявление обратно.

— Но тогда о существовании этих двух законных акционеров я даже и не подозревал, сэр. Моя мама никогда, ни разу не говорила мне, что продала часть своих акций…

И это было чистейшей правдой. Да, действительно, вина за все последующие неприятности и проблемы лежала целиком и полностью на маме, и только на маме! Да простит ее Господь…

— Далее, — невозмутимо продолжал майор Туфан. — В 1931 году вы купили партнерскую долю в небольшом издательском бизнесе в Каире. С внешней стороны он вроде бы занимался распространением иностранных журналов и различных периодических изданий, но на самом же деле настоящим делом этого, с позволения сказать, «бизнеса» было производство порнографии, которая затем активно распространялась на испано- и англоговорящих рынках. Вот это и было в то время вашим самым настоящим бизнесом.

— Нет, нет, сэр, все это было совсем не так…

— Данная информация поступила к нам от Скотленд-Ярда через Интерпол в пятьдесят четвертом в ответ на наш запрос, связанный с криминальным расследованием, проводимым нью-йоркской полицией. Из чего, естественно, следует, что Скотленд-Ярд следил за вашей, с позволения сказать, деловой активностью далеко не первый год.

Поскольку выражать возмущение или проявлять признаки гнева в моем положении было бы по меньшей мере глупо, я сдержанно, но с достоинством заметил:

— Знаете, сэр, я долгие годы публиковал, а иногда и писал весьма серьезные материалы для целого ряда журналов литературного плана. Иногда мои труды, возможно, были несколько смелыми, даже вызывающими, в силу чего нередко запрещались различными цензорскими властями. Но позвольте вам напомнить, сэр, что романы «Улисс» и «Любовник леди Чаттерлей», которые в свое время запрещались теми же самыми властями как порнографические или непристойные, сейчас считаются высококлассными художественными произведениями искусства и свободно продаются в любом книжном магазине.

Майор, в очередной раз проигнорировав мое, казалось бы, совершенно справедливое высказывание, снова углубился в папку с моим досье.

— Далее. В январе пятьдесят пятого вас арестовали в Лондоне за попытку продать партию различных порнографических и непристойных изданий, среди которых, в частности, была книга под названием «Только для мужчин» и периодический журнал «Магия очарования». И то и другое было издано вашей египетской компанией. Тогда вас обвинили только в незаконном провозе и распространении этой мерзопакостной продукции. Причем во время суда вы даже не упоминали об их литературных достоинствах, а вместо этого признали себя виновным. За что и были приговорены к двенадцати месяцам тюремного заключения.

— Тот суд был не более чем пародией на правосудие.

— Тогда почему вы признали себя виновным?

— Потому что так посоветовал мне мой адвокат!

Хотя если уж начистоту, то на самом деле меня в эту ловушку заманил не кто иной, как сам полицейский следователь, ведущий мое дело. Пообещал, сволочь, что если я признаю вину, то отделаюсь всего лишь простым штрафом…

Туфан ненадолго задержал на мне задумчивый взгляд, затем захлопнул папку.

— Нет, вы все-таки очень, очень глупый человек, Симпсон. Сначала заявляете: «Я вам говорю правду», а потом, когда я пытаюсь убедиться в этом, тут же начинаете возражать и жаловаться, жаловаться… Меня ведь совершенно не интересует ни то, как вы объясняете свои прошлые грешки, ни иллюзии насчет себя, которые вы по каким-то причинам хотели бы сохранить. Но если вы не можете сказать правду даже там, где ложь вам вроде бы ничего не дает, то как я могу верить вам вообще? Британцы поймали вас с поличным при попытке нелегального ввоза и распространения порнографии, так почему бы вам честно не признать это? Сделай вы это, и тогда, слушая ваши слова о том, что вы ничего не знали о содержимом, спрятанном в той самой машине, я мог бы по крайней мере подумать: «Хоть этот человек и мелкий жулик, но есть отдаленная возможность того, что хоть на этот раз он говорит правду». Сейчас же вы не оставляете мне иного выбора, кроме как считать, что вы все мне врете и что я должен вытаскивать из вас правду каким-то другим образом.