Свет грядущих дней

У Сохи были хорошие новости: товарищи благополучно прибыли на место, и их приняли с распростертыми объятиями. Они каждый день совершали вместе с остальными вылазки против немцев. Соха извинился: все были так взволнованы, что забыли написать.

Наконец! Воодушевленные, члены ŻOB’а приготовились к отправке второй группы. В преддверии неминуемой депортации все умоляли включить их в нее. В том числе Реня, которой не терпелось что-то делать, действовать, бороться.

Огласили список[606]. От «Юного стража»: возлюбленный Хайки Клингер, активист Давид Козловский, а также Хеля Касенгольд, которую Хайка охарактеризовала как символ военного поколения девушек: «Ее – в высоких сапогах, в галифе, с пистолетом – трудно было принять за женщину»[607]. От «Свободы»: Ципора Мардер и пять мужчин. И еще один приютский мальчик из «Атида». И снова уходящих просили написать, когда они доберутся до места, и сообщить, когда можно готовить следующую группу. Остававшиеся, с завистью, но исполненные надежды, наблюдали, как новая группа упаковывает спичечные коробки с пулями; все выпили водки в честь события[608].

Однако Реня была убита, не обнаружив себя в списке. Фрумка и Гершель объяснили ей, что она нужна ŻOB’у, чтобы совершить несколько вояжей в Варшаву за оружием, особенно теперь, когда бойцы, отправляясь в лес, забирают с собой оружие. Только после этого Реня тоже сможет уйти в партизаны.

Реня вздохнула. Она все понимала. Но как бы ей хотелось, как она надеялась участвовать в активной борьбе!

* * *

Вступить в партизанскую бригаду было невероятно сложно, особенно еврейской женщине[609]. Хотя существовало много партизанских отрядов, каждый со своим «символом веры»[610] и философией, в двух вещах сходились все. Во-первых, они не принимали евреев, по националистическим соображениям – точнее, из-за антисемитизма – или просто потому, что не верили, будто евреи смогут сражаться. Большинство евреев приходили в леса без оружия и военной подготовки, в состоянии острого физического и морального расстройства, и их рассматривали как обузу. Во-вторых, женщины не считались «боевым ресурсом» и годились, как было принято полагать, только для стряпни, стирки и ухода за ранеными.

Несмотря на это, около тридцати тысяч евреев влилось в партизанское движение, зачастую скрывая свое еврейство или двойным усердием завоевывая себе место в отряде. Десять процентов из них составляли женщины[611]. Большинство еврейских женщин сражались в отрядах, действовавших на востоке; их побег обычно планировался заранее. Вступление в партизаны зачастую было для них единственным шансом выжить, поэтому они с готовностью рисковали.

А опасным для жизни было уже само попадание в партизанский лагерь. В женщине могли распознать еврейку и сдать ее полиции или убить по дороге на почве антисемитизма, подхлестнутого политикой нацистов. Партизаны нередко стреляли без разбору в любого чужака, в том числе в евреев-беглецов. В некоторых партизанских соединениях женщин подозревали в том, что они нацистские шпионки. Одному партизанскому командиру сказали, будто гестапо послало несколько женщин отравить их продуктовые запасы, поэтому его отряд расстрелял целую группу евреек, приблизившихся к месту его расположения. Леса кишели бандитами, шпионами, нацистскими коллаборационистами и враждебно настроенными крестьянами, которые боялись немцев. Партизаны и сами могли проявлять жестокость. Многих женщин насиловали[612].