Свет грядущих дней

Существовало несколько молодежных рабоче-сионистских групп: одни были более светскими и интеллектуальными, другие больше внимания уделяли благотворительности, правозащитной деятельности или пропаганде плюрализма, но все они разделяли традиционные польские ценности национализма, героизма и личной жертвенности, перенося их в еврейский контекст. «Свобода» сосредоточивалась на социальном действии и привлекала новых членов исключительно из среды рабочих, говоривших на идише. Она организовывала летние тренировочные лагеря (гахшара) и коллективные фермы (кибуцы) для подготовки к эмиграции, в них молодых людей приучали к тяжелому труду и коллективной жизни – нередко при неодобрении родителей. Моше сетовал на «Свободу» не только за то, что она была излишне либеральна и недостаточно элитарна, но и за то, что «товарищи» ставились в ней превыше семьи и к лидерам в ней относились как к образцам для подражания – едва ли не как к суррогатным родителям. В отличие от скаутов или спортивных организаций эти молодежные движения проникали во все сферы жизни своих членов; они были тренировочными площадками для физического, эмоционального и духовного развития. Молодые люди отличали друг друга по принадлежности к той или иной группе[69].

Сара стояла за социальное равенство и справедливость и особое внимание уделяла наставничеству среди детей. В Доме-музее борцов гетто есть несколько ее фотографий, сделанных в 1937 году в тренировочном лагере в Познани, в двухстах милях от Енджеюва. На одной она снята во весь рост перед какой-то статуей, на ней сшитый по фигуре костюм с высоким воротником, шляпка по тогдашней моде сдвинута набок; в руках книга, выражение лица серьезное и решительное, словно весь мир принадлежит ей – стоит лишь руку протянуть.

Польские женщины одновременно чтили традиции и были прогрессистками, они являли собой продукт позитивистской философии образования и Первой мировой войны, которая вынудила их работать. В новой республике начальное образование было обязательным, в том числе и для девочек. Девушки имели право поступать в университеты. А избирательное право польские женщины получили в 1918 году[70], раньше, чем женщины в большинстве западных стран.

В Западной Европе еврейки большей частью принадлежали к среднему классу и были ограничены рамками буржуазной морали, предписывавшей женщине держаться домашней сферы. Но на востоке большинство евреев были бедны, и женщины по необходимости работали вне дома – особенно это касалось религиозных кругов, где для мужчины не считалось зазорным учиться, а не трудиться. Еврейские женщины были вовлечены[71] в публичную жизнь: в 1931 году они составляли 44,5 процента евреев, получавших зарплату, хотя платили им меньше, чем мужчинам. Возраст их вступления в брак сдвинулся к концу второго десятка лет, даже к тридцати годам с лишним – во многом из-за бедности. Это привело к снижению рождаемости и, соответственно, увеличению количества работающих женщин. В сущности, до некоторой степени тогдашний баланс между работой и личной жизнью напоминал сегодняшние гендерные нормы.

За несколько веков до того еврейским женщинам было предоставлено «право знать». Изобретение печатного станка привело к распространению книг на идише и иврите, доступных читательницам; религиозные правила позволяли женщинам присутствовать на службах, архитектура новых синагог предусматривала женское крыло. Современные еврейки становились поэтами, романистами, журналистами, юристами, врачами, дантистами, вели торговлю. В университетах еврейки составляли значительный процент студенток, в основном их принимали на гуманитарные и естественно-научные факультеты.

Хотя сионистские партии, разумеется, не были «феминистскими»[72] – женщины, например, не занимали официальных должностей, – в молодежной социалистической среде женщины до некоторой степени пользовались равенством[73]. В одной из молодежных групп, в «Юном страже», к которому принадлежал старший брат Рени, Цви, родилась идея организации как «близкого круга» с двойным руководством. Каждое отделение возглавлялось мужчиной и женщиной. «Отец» был идейным руководителем, «мать» – отвечала за эмоциональную сферу. Они обладали равной властью и дополняли друг друга. В этой «семейной» модели члены организации, «их дети», чувствовали себя братьями и сестрами.