Свет грядущих дней

Община польских евреев отличалась многообразием политических взглядов; у представителей каждого течения имелся собственный ответ на этот ксенофобский всплеск. Сионисты, чувствуя себя гражданами второго сорта, потеряли терпение, и Реня не раз слышала, как ее отец говорил о необходимости переезжать на историческую родину, где евреи имеют возможность развиваться как народ, вне зависимости от классовой и религиозной принадлежности. Под водительством своих харизматичных интеллектуалов – поборников иврита сионисты фундаментально расходились со всеми прочими партиями. Религиозная партия, преданная Польше, выступала за смягчение дискриминации и за то, чтобы с евреями обращались так же, как со всеми другими гражданами. Довольно многочисленные коммунисты поддерживали ассимиляцию, как и многие представители высших классов. Со временем самой большой партией стал Бунд[61] – социалистическая рабочая организация, ратовавшая, в частности, за развитие еврейской культуры на идише. Бундовцы были самыми большими оптимистами, надеявшимися, что поляки опомнятся и поймут: антисемитизм не решит проблем страны. Бундовцы из диаспоры стояли на том, что Польша – дом евреев и им следует оставаться там, где они жили до сих пор, говорить на идише и требовать своих законных прав. Бунд организовывал отряды самозащиты с намерением утвердить свое право оставаться на месте. Один из их лозунгов: «Там, где мы живем, там наша страна». По-Лин.

Бороться или бежать? Вечный вопрос.

* * *

Вполне вероятно, что, повзрослев, Реня начала участвовать в деятельности молодежных групп вместе со своей старшей сестрой Сарой[62]. Родившаяся в 1915 году Сара была на девять лет старше Рени и являлась одной из ее героинь. Сара с ее проницательным взглядом и изящными губами, всегда чуть изогнутыми в намеке на улыбку, была образованной интеллектуалкой и здравомыслящей сторонницей добрых дел, и Реня интуитивно признавала ее авторитет. Легко представить себе, как сестры идут рядом быстрым шагом, исполненные энергии и чувства долга, обе одетые по последней моде: в беретах, сшитых по фигуре блейзерах, юбках в складку до щиколоток, с коротко остриженными волосами, аккуратно зачесанными назад. Реня, модница, вся ладная с головы до ног – такой она оставалась всю жизнь. Межвоенный стиль одежды в Польше, под воздействием женской эмансипации и парижской моды, сменил драгоценности, кружева и перья на удобство и простой крой. Макияж был смелым – темные тени вокруг глаз, ярко-красная помада, стрижки и юбки укорочены. («Можно видеть всю туфлю!»[63] – притворно возмущался некий сатирик.) На фотографии, сделанной в 1930-е годы, Сара[64] – в туфлях на толстой подошве и широком каблуке, позволявших ходить долго – в те времена это было необходимостью, потому что женщинам приходилось пешком преодолевать большие расстояния по дороге на работу или учебу. Можно не сомневаться, что, когда сестры входили в зал собрания, все поворачивали головы в их сторону.

В десятилетия между войнами растущий антисемитизм и бедность оказали угнетающее воздействие[65] на еврейскую молодежь в целом. Она чувствовала себя отчужденной от страны и по сравнению с предшествовавшими поколениями была далеко не так уверена в своем будущем. Евреям не разрешалось вступать в польские скаутские отряды, поэтому сто тысяч еврейских юношей и девушек объединялись в свои организации, примыкавшие к разным политическим партиям[66]. Эти организации открывали им путь в жизнь и давали надежду на будущее. Сохранились групповые фотографии[67]: на одной молодые евреи Енджеюва, в темных одеждах, со скрещенными на груди руками, являют собой образ серьезных интеллектуалов; на другой они – с накачанными мускулами и густым загаром – стоят перед домом на открытой площадке, с граблями в руках, полные жизни.

Как и ее отец, Сара принадлежала к сионистам, но, в отличие от Моше, состояла в «Свободе»[68] – организации нерелигиозных рабочих-сионистов, исповедовавших социализм. Объединявший главным образом представителей среднего класса, рабочий сионизм ставил своей целью обретение родины, где евреи смогут жить коллективами, говорить на иврите и воодушевляться общим чувством причастности. Поощряя чтение и дебаты, рабочие-сионисты в то же время высоко ставили физическое развитие, стремясь опровергнуть миф о ленивом еврее-интеллектуале и стимулировать личную инициативу. Физический труд и участие в пополнении ресурсов организации считались приоритетом. Они идеализировали работу на земле; сельскохозяйственное самообеспечение шло рука об руку с коллективной и личной независимостью.