Свет и тень, тень и свет

Профессор, встряхнув своей головой и немного зевнув сказал своему соседу, тоже уже сложившему свои журналы и отодвинув их к окну, а теперь довольно рассеянно зевая старавшемуся поудобнее усесться напротив небольшого накрытого стола, что чай в этой поездке вроде бы вполне сносный, и отпив два глотка прибавил – Голштейн, всё это просто прекрасно, и наша поездка, и это возвращение, но я всё же надеюсь что ты не забыл что завтра вечером, около шести мы будем уже на месте, и смотри, как бы мне не пришлось тебя будить перед самым открытием дверей, а то ты ведь очень любишь несколько внезапно или даже почти неожиданно немного поспать где-нибудь днём или ближе к вечеру, не вспомнить даже, когда к тебе приелась эта весьма милая привычка, но я уж очень прошу, давай обойдёмся без неожиданностей.

– О-оо, Лев Исаевич, что вы говорите! Это у меня бывает примерно раз в два года, примерно два месяца в это время, но я вполне могу обойтись и без этой милой причуды, и если вы настаиваете, то завтра я и глаз не сомкну, да, кстати, этот период невинной и очень подкрепляющей спячки пройдёт у меня уже меньше чем через неделю, и в следующий раз подобный может быть только через года два – два с половиной… Но завтра я и глаз не сомкну, мне это и правда, ничего не стоит, и, если это может быть надо, я и оставшуюся неделю могу преспокойно воздержаться от этой столь любезной привычки, это проще простого.

– Э, друг мой любезный, это очень мило, и тут я пожалуй уже просто ловлю тебя на слове, уж прости меня пожалуйста, но в ближайшее по приезду время ты мне можешь вполне быть весьма полезен, но пожалуй уж не в спящем виде, ведь, если ты конечно не забыл, то у нас ведь планировалось и всё ближайшее по приезду время, и более позднее, то, что уже гораздо ближе к осени, да, ведь если ты помнишь, ведь на всё это время у нас уже давным-давно имеются и заранее уже обговорённые решения, и путешествия, и разные намерения и планы… – Да, и Курштрейн, договаривая эту тираду с недвусмысленным прищуром и с большой и явной улыбкой смотрел на своего собеседника, который тоже зевнул, пфыркнул, улыбнулся, и просто не смог не сиронизировать в тоне своего более старшего напарника: – Ну, да уж, да уж, мы конечно-же про всё это ещё не раз поговорим, уж на что что, а на это у нас время найдётся. Но, а пока давай-ка лучше уж закончим пока с этим «Херши», он и правда довольно прохладный, и…

– Да, и кстати, и расчёт этого «и», Голштейн, будь так добр, и посмотри, у тебя в сумке лежит наш термос, и если не трудно, то пожалуйста, уж дотянись до него, и…

– И налить вам вашу вечернюю чашку кофе?

– Я хочу сегодня вечером ещё немного почитать, да и немного кое о чём подумать.

И Профессор, мотнув слегка своей головой немного отодвинул к краю стола журналы и некоторые чайные принадлежности, немного зевнул и поставил рядом с вагонными стаканами совершенно неизвестно откуда взявшуюся маленькую кофейную чашку из тончайшего и весьма старинного Китайского фарфора, и давно уже привыкший ко всяким фокусам своего коллеги Голштейн открыл большой термос и наполнил эту вечернюю чашку.

2

Поезд уже почти подходил к вокзалу, в коридоре и около тамбура уже выстроилась небольшая и весьма пёстрая очередь с сумками, детьми и чемоданами, проводник в другом конце коридора о чём-то беседовал со своим коллегой из соседнего вагона, а Профессор со своим спутником допивали по последней маленькой кофейной чашке остатки кофе из упомянутого уже дорожного термоса, и когда Голштейн поставил свою пустую чашку на стол, Профессор немного зевнув сказал: – Ну что-же, минут через семь мы уже будем на месте. Да, этот кофе был последним?

– Да, совершенно, термос полностью пустой.

– Ну, что же раз пустой, тогда… – Профессор ещё раз медленно зевнул, протянул свою левую руку, и накрыв ладонью две маленькие китайские чашки немного пододвинул их в сторону, подержал так ладонь секунд пятнадцать, и когда он приподнял ладонь, то на чистом столе уже не было ни этих чашек, ни нескольких маленьких пятен расплёснутого кофе, ни двух маленьких позолоченных ложек, лежавших с краю, но как-то случайно оказавшихся прикрытыми рукавом его пиджака.

– Ну что же, мы почти уже прибыли, и минуты через три уже все собравшиеся в коридоре начнут процедуру выхождения на перрон, и минут уже через пять-семь вагон будет уже пуст, и мы сможем совершенно спокойно перекурить на очистившемся уже от лишних граждан перроне.

– Совершенно согласен, совершенно согласен…

И через десять минут, выйдя из вагона на совершенно уже пустой перрон, Профессор с небольшим дипломатом и Куратор с большой спортивной сумкой, закинутой на плечо немного молча посмотрев через вокзальные огни на небольшой проход на площадь вытащили по пачке вполне приличных колумбийских сигарет, закурили, молча постояли несколько минут на совершенно пустом уже перроне, и только Старший еле слышным полушёпотом два раза подряд повторил про себя несколько строчек из полюбившемуся ему в дороге стихотворения Бальмонта.