— Легко дышать! А красота какая! — воскликнул я. — Как ни трудно карабкаться, а Чанкая стоит этого. Я люблю бывать здесь.
— Я тоже. Когда на душе неспокойно или болит сердце, я прихожу сюда пешком или приезжаю долмушем посидеть, отдохнуть. Подумать страшно: внизу, в городе, и на склонах этих скал живет больше миллиона человек. Чем они дышат? Тяжелым бело-коричневым Дымом. Ведь топят лигнитом, самым дешевым топливом. У большинства нет ни водопровода, ни канализации. А вон там, видишь? Маленькие домики с красными крышами, похожие на мухоморы, — это геджеконду.
— Скажи, пожалуйста, что такое геджеконду?
— У нас существует обычай. С наступлением сумерек каждый может на скорую руку соорудить себе жилище. Но с условием: до рассвета должна быть готова и крыша. Если ее не будет, полиция сломает постройку сразу же после восхода солнца. Из чего только не строят такие лачуги: из старой фанеры, из жести, из всевозможных отходов. Если удается сделать стены и крышу за одну ночь, потом их постепенно укрепляют, вставляют окна и двери. Иногда заранее готовят брускет высушенной глины и с помощью друзей быстро перебрасывают заготовки на тот участок, где собираются поставить «дом». Если друзья помогут, к утру одним геджеконду станет больше. Чаще всего такие лачуги сооружают мигранты, приехавшие из деревни в город на поиски работы. Один мой знакомый шофер трижды начинал строить себе жилище, и каждый раз полиция его ломала: не успевал с крышей. Тогда он попросил о помощи друзей, поговорил с полицейским и...
- Домик возник сам собой?
- Почти. У полицейского заболела йога, и он три дня не был на участке. Придя на четвертый день, он установил, что все сделано согласно правилам.
- Значит, из любого положения есть выход? Нужно только быть оптимистом.
- Трудно им быть, когда видишь страдания стольких бедняков. Так в ожидании дождя сохнет трава на солнце. Посмотри на эту пожухлую траву. Она — для простых горожан. А там, наверху, в садах, трава буйно растет, напоенная влагой, радуя обитателей вилл свежей зеленью. Впрочем, я скажу, как говорят мои соотечественники: «Иншаллах!» [«Если пожелает Аллах!»].
Вечером Анкара выглядит сказочно прекрасной. Вдоль главных улиц светятся фонари. Неоновые лампы мерцают зеленоватым и голубым светом. Ожили холмы, засияли разноцветными огнями.
— Эфенди, эфенди! — услышали мы детские голоса.
Словно из-под земли выросли двое мальчуганов лет десяти, чумазые, босоногие. Не успели мы оглянуться, как они с необыкновенным проворством установили около наших ног ящики, расставили складные стульчики и уселись на них. После этого они стали устанавливать на ящики наши ноги, чтобы почистить запылившиеся ботинки. В первую минуту я растерялся. Но Сулейман пришел мне на помощь.
— Эвет, эвет, — сказал он. Я понял, что он просит меня не отказывать парнишкам в заработке. Я выполнил его немую просьбу и вслед за ним водрузил свою ногу на ящик. Сулейман между тем разговорился с ребятами. Он о чем-то спрашивал, те, как мне показалось, охотно отвечали, ни на минуту не прерывая работу. Щетки так и мелькали в их ловких руках. Когда с ботинок исчезла пыль, мальчики смазали кожу черным кремом, почистили щеткой, фланелью, потом смазали чем-то вроде воска и потерли плюшем. Готово. Ботинки заблестели, как лакированные. Мальчики встали, мы рассчитались с ними, и они исчезли мгновенно, словно сквозь землю провалились.
— Эти ребята ходят в школу? — спросил я Сулеймана.
- Не всегда.
Сулейман задумался, и я больше ничего не спрашивал. Все и так было ясно. С малых лет ребята вынуждены работать. Но как ловко и быстро они делают свое дело!
Сулейман между тем немного успокоился. Увидев, что меня заинтересовала судьба детей, он сказал: