Свет, который мы потеряли

Странно, на Кейт это было очень не похоже. До этого звонка я ни разу в жизни не слышала, чтобы она рассуждала о таких вещах, как «трусики с прорезью», или о недостатке огня в жизни. Свой девичник перед свадьбой она устроила в спа. Кобелям был вход туда воспрещен.

– Я разговаривала с Лиз, рассказала ей, что у меня с Томом все как-то стало… пресно. Она и посоветовала – говорит, надень трусики с прорезью.

Ага, ситуация немного прояснилась. Лиз, наверное, трусики с прорезью носит постоянно. А также лифчики без «чашечек», если таковые вообще существуют.

– Может, дело не в сексе? – спросила я.

Кейт снова вздохнула:

– Вообще-то, да, вся жизнь стала ужасно пресной. Каждое утро один и тот же поезд на работу, вечером опять поезд, домой. Через две электрички приходит с работы Том и задает мне один и тот же вопрос. Я умываюсь – он чистит зубы, я чищу зубы – он писает. И так каждый вечер. На днях сначала почистила зубы, потом стала умываться – он обалдел и не знал, что делать. Неужели так будет всегда?

Лично я не считала, что жизнь стала пресной, но, если честно, порой действительно она казалась несколько… однообразной, что ли, монотонной.

– Понимаю, о чем ты. У меня то же самое. Каждый день, ровно в две минуты шестого, звонит Даррен и спрашивает, когда я буду дома. Моя ассистентка уже надо мной смеется. С тех пор как мы с ним вместе, у нас всегда одна и та же туалетная бумага – «Шарман ультра стронг». Месяц назад я даже подумала, что будет, если куплю «Шарман ультра софт»? Правда, так и не купила.

– А ты попробуй, – сказала Кейт.

– Да, а ты сядь на другую электричку. Сделай стрижку. Съезди куда-нибудь на выходные только с Томом. Девочек можешь оставить у нас.

– Ты серьезно? Присмотришь за ними в выходные? – спросила она.

– Конечно, – ответила я. – Заказывай билеты.

– А ты?

– Куплю другую туалетную бумагу.

Мы дружно рассмеялись.

Кейт на самом деле оставила на выходные девочек у нас, а сама с Томом укатила проветриться. А я купила бумагу «Шарман ультра софт». А смысл? Каждый день столько дел: о том позаботься, там присмотри, так что с рутиной даже легче, думать не надо. Выбрать другой сорт туалетной бумаги – на это же силы тратить нужно, а где их взять?

Однако разговор с Кейт заставил задуматься: действительно, порой кажется, пресновато мы с Дарреном живем. Но расслабляться нельзя: может случиться кое-что похуже рутины.

Глава 66

В ту зиму, через несколько месяцев после второго дня рождения Лиама, мы заболели всей семьей. Первой простудилась Виолетта, довольно серьезно, и уже неделю не ходила в садик. Она была вялая, не отпускала меня ни на шаг, и мое сердце разрывалось всякий раз, когда она задыхалась от кашля и в ее крохотной грудной клетке что-то клокотало. У тебя, Гейб, тоже разрывалось бы. Такая печальная, такая жалкая… Энни не отходила от нее. Даррен тоже неважно себя чувствовал, и, в довершение всего, сделка, которой он занимался, прошла не так гладко, как ожидалось, и он раздражался по каждому поводу, и с детьми, и со мной.

Дня через четыре мы с Виолеттой лежали на диване, прижавшись друг к дружке, Энни смотрела по телевизору передачу «Блистай!», а Лиам сидел на полу, играл в любимые деревянные паровозики. Даррен расхаживал по квартире с финансовым отчетом в руках, изучая его на ходу. Зайдя в гостиную в третий или в четвертый раз, он подошел ко мне:

– У Лиама из носа течет.

– Салфетки на кухонном столе, – подсказала я ему.

Он пристально посмотрел на меня:

– Я работаю. И в конце концов, кто у них мать?

– Прости, что ты сказал?

Виолетта вытерла мокрый нос о мой свитер.

– Я работаю, – повторил он.

Я изумленно уставилась на него. Порой он выдавал такое, что у меня невольно возникала мысль: «Неужели за этого человека я вышла замуж?» Нечасто, конечно, но бывало. Обычно – когда дело касалось ухода за детьми, моей роли в семье в качестве жены и матери.

Не говоря больше ни слова, я встала с дивана, взяла Виолетту на руки, сходила на кухню за салфетками и вытерла Лиаму нос.

Ночью я проснулась от плача Лиама. Мы совсем недавно сменили ему детскую кроватку с решетками на обыкновенную, но он все еще не понимал, что ночью может вставать самостоятельно. Я посмотрела на Даррена. Он тоже очнулся, правда не вполне.

– Лиам плачет, – пробормотал он, с трудом разлепляя веки.

– Слышу.

Мою голову словно набили ватой.

– Идешь к нему?

Это был не совсем вопрос.

– Угу, – промычала я, вылезая из кровати.

Подойдя к спальне Лиама, я увидела Виолетту в дверном проеме.

– Мамочка, он меня разбудил, – пожаловалась она и прошла за мной в комнату.

– Меня тоже, – отозвалась я, вынимая сына из постели. – Иди спать.

– А можно, я останусь?

Спорить сил не было.

– Ладно, – сказала я и повернулась к Лиаму. – Что случилось, деточка?

Плач Лиама затих, он только слегка поскуливал и хныкал.

Я вытерла ему лицо, по которому размазались сопли.

– Мне жарко, – сказал он; дыхание его было прерывистым.

Я коснулась губами его лба, как когда-то – лба Даррена перед самым Рождеством. Но я тоже болела, и на себя полагаться не стоило. Тогда я поставила сыну градусник. Он показал 101,4. Я тяжело вздохнула.