Читаем Свет, который мы потеряли полностью

Вдруг женщина обняла меня обеими руками и забормотала что-то на иврите или на идише – я ни слова не понимала, но все равно это меня успокаивало. Стыдно признаться, но я плакала у нее на плече, а она гладила меня по голове. Когда я наконец проревелась, она продолжала держать меня за руку. А потом, когда принесли еду, она похлопывала меня по руке, словно говоря: «Все будет хорошо».

Потом я заснула на несколько часов, а когда очнулась, обнаружила, что меня заботливо укрыли одеялом.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– У Бога есть план, – сказала она. – А ребенок – всегда милость Божия.

Не знаю, верю ли я в этот план или в милость Божию. Мне не по душе мысль, что таков был замысел Бога о тебе. Кроме того, мне известны случаи, когда ребенок отнюдь не становился благом. Но твердая вера этой женщины, ее спокойная сила помогали мне. Есть нечто успокаивающее в мысли, что мы всего лишь актеры на сцене и действуем согласно сценарию, созданному кем-то другим.

Неужели таков замысел Бога, Гейб? И существует ли сам Бог?

Глава 76

В Тель-Авиве мы приземлились точно по расписанию. Я сообщила Даррену, что со мной все в порядке, взяла такси и поехала в больницу. Странное возникло чувство от осознания, что не нужно посылать тебе сообщение о своем прибытии. Или звонить, спрашивать, в каком ты остановился номере, как тебя найти. Звонить было некому. И говорить было не с кем. Я была одна… не считая ребенка.

– Я очень рада, что ты со мной, – пробормотала я, глядя на свой живот.

И сразу же стало не так одиноко, ведь рядом есть еще одно существо, которое чувствует и переживает вместе со мной.


В больнице меня встретили двое охранников, которые проверяли вещи у посетителей.

– Мне нужно узнать, где лежит один ваш пациент, – решительно заявила я, предъявляя свой багаж и даже не поинтересовавшись, говорят ли они по-английски.

– Вон там справочное, – ответил один охранник, указывая на стол за своей спиной, когда я прошла через раму металлоискателя и получила вещи обратно. – Там ответят на все ваши вопросы.

Я бросилась туда, волоча за собой чемодан на колесиках.

– Прошу вас, – обратилась я к женщине за столом, – мне нужно узнать, в какой палате лежит Габриель Сэмсон.

Она, похоже, заметила, что я расстроена. К тому же сказывался полет в течение десяти с половиной часов и смена часовых поясов. Наверняка глаза у меня были воспаленные, волосы – растрепанные. Женщина мгновенно отыскала твое имя в компьютере.

– Восьмой этаж, – сказала она. – Палата интенсивной терапии номер восемьсот два. – И указала в сторону лифта.

В лифте я нажала на цифру восемь и почему-то стала вспоминать, на каком этаже был твой номер в отеле «Варвик». Закрыв глаза, я представила себе, как твой палец нажимает на кнопку. Кажется, шестой. Или пятый? По щеке покатилась слеза. Если ты умер, подумалось мне, значит мне одной придется хранить наши воспоминания. Единственный на земле человек, который все это испытал лично. Я сделаю даже больше. Буду помнить все, до последней подробности.

Лифт остановился, дверь открылась. Я пошла по коридору, подошла к сидящей за столом дежурной и сказала, что пришла повидаться с тобой. Она кивнула и предложила мне присесть. Сказала, что врачи придут совсем скоро. Сняла трубку и заговорила на иврите.

– Погодите, – сказала я. – Мне надо видеть Гейба, понимаете? Немедленно… Это можно сделать?

Она прикрыла микрофон ладошкой:

– Очень скоро вы его увидите. Но сначала врачи хотят поговорить с вами.

Я примчалась сюда сразу из аэропорта, с вещами: у меня был чемодан и большая сумка. Я покорно подтащила их к убогому казенному стулу и села. Закрыла глаза и стала вспоминать нашу первую встречу. Во что ты был одет? В белую футболку? Или серую? Был ли на ней карманчик? Эмблема с левой стороны? Да, у нее был небольшой вырез в виде буквы «V». Это я хорошо помню.

Кто-то прокашлялся передо мной, и я открыла глаза. Это был мужчина в медицинском халате. Чем-то он напомнил мне Джейсона.

– Миссис Максвелл? – осведомился он.

Я кивнула и встала.

– Да, я Люси Максвелл. – Я протянула руку.

Врач пожал ее.

– Меня зовут Иоав Шамир, – сказал он. – Я врач-невролог, и мистер Сэмсон – мой пациент.

Его английский был почти идеален, только букву «р» он проглатывал.

– Спасибо, что заботитесь о нем.

Две женщины, стоявшие за спиной доктора Шамира, шагнули вперед.

– Меня зовут Дафна Мизрахи, – представилась та, что повыше; акцент у нее был более ярко выражен. – Я врач интенсивной терапии.

Я пожала руку и ей.

– Приятно познакомиться, – тупо сказала я.

Затем представилась третья. Халата на ней не было. Только яркое летнее платье. Плечи прикрывал шейный платок.

– Меня зовут Шошана. Шошана Бен-Ами, – сказала она. – Я социальный работник. Я попросила, чтобы нам предоставили комнату. Прошу вас, пройдемте.

Ее английский звучал как британский. Наверное, подумала я, она выросла в Англии и переехала в Израиль недавно, может, с кем-то из родителей, и с детства владеет обоими языками.

– Хорошо, – ответила я и потопала за ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза