Свет любви

— Я серьезно говорю, отпусти.

— Я серьезно, не отпущу.

Он посмотрел на нее с упреком. Она сжалилась, сомкнула свои губы на его обветренных губах и выпустила из пальцев уши.

— Баловница! — сказал он, притягивая ее к себе. Она снова поцеловала, скользнув по его горячим губам острием языка. Радостный, приятный озноб пробежал по телу Пучкова.

Так целовать могла только Зина.

Не сходя с дивана, он поставил задник одного сапога на носок другого, намереваясь разуться. Зина вспорхнула с дивана и дернула за сапог.

— Иди голову помой, — сказала она. — Ведро на плите стоит.

Он благодарно улыбнулся.

— А еще говоришь, что я невнимательна.

В первую после возвращения Зины ночь Пучковы проспали до десяти утра. Это была та долгожданная ночь на воскресенье, когда Сергею не надо вскакивать от звонка будильника и спешить на перекресток дорог, где обычно останавливались автомашины, отвозившие техников на аэродром.

Облаченный в яркую шелковую пижаму, которую Зина купила ему перед поездкой на курорт, Пучков пошел умываться.

Он с наслаждением брызгался, скользил ладонями по щекам и вдруг засмеялся и зафыркал, подумав, что слишком старательно пытается стереть улыбку с лица.

Кажется, он глупел от избытка счастья. Зина приехала неузнаваемой. Давно ли она была вздорной и почти чужой? Давно ли Зина давала понять ему, что, если он не переведется в другой город, ей все труднее будет сохранять ему верность.

Другой бы муж не потерпел таких намеков, а Пучков выносил и это. Он утешал себя надеждой: «Подурит и уймется». Любила же она его сразу после женитьбы. Может быть, он ей не слишком по нраву, но бывает и так: стерпится-слюбится. И сейчас он радостно думал: «Зина так соскучилась, что приехала раньше, чем кончилась вторая путевка. Она все-таки любит меня».

За завтраком Пучков невольно отрывался от еды и засматривался на Зину. Она сидела напротив, лицом к двери, и деловито работала вилкой. Падавший в окно солнечный луч отражался от боковинки никелированного самовара и освещал левую половину ее загорелого лица.

Чем ярче вырисовывались в свете солнца завитки ее русых волос, тем более приятный оттенок принимала кожа щеки и уха — свежая, будто только сейчас припеченная солнцем. Когда Зина поворачивалась, смело вздернутый кончик ее носа, просвеченный солнцем, казался розовым, полупрозрачным, и Сергею хотелось поцеловать его.

Глядя на нее, Сергей испытывал радостное довольство, переходящее в умиление.

Зина откинула крышку чайника и поставила его под кран самовара. В дверь постучали, потом она открылась, Случайным взглядом Сергей уловил выражение лица жены: дуги бровей переломились, сдвинулись, точно от испуга, лоб сморщился, а затем черты лица расплылись в теплой, дружеской улыбке.

Пучков обернулся: у порога стоял старший лейтенант Беленький.

— Вот кстати! — встала Зина. — Ефим Петрович, прошу к столу, чай пить… Или чего-нибудь покрепче? — и она метнулась в кухню, к буфету.

— По усам вижу: хорошо отдыхал, — подошел к гостю Сергей. Беленький тронул черные усики, похожие на миниатюрное коромысло.

— Ай, ай! — воскликнула Зина, подойдя с бутылкой в руке к столу: из чайника по клеенке ручьем скатывалась вода.

Ефим улыбнулся.

— Вы настоящие русские люди, радушные, гостеприимные. Вошел гость, и вы ему — все свое внимание, — сказал он, хотя и понял, что кран остался незакрытым из-за растерянности и даже испуга Зины.

«Это хорошо, — подумал он. — Значит, мучается угрызениями совести».

Зина быстро вытерла воду, отодвинула чашки, накинула новую, хрустящую клеенку, но от угощения гость отказался.

— Тогда… — Зина раздумывала с секунду, — шагом марш в другую комнату. Я буду убираться!

Пучков взял Беленького под руку и повлек в маленькую комнатку, служившую спальней и кабинетом.

Они прошли к окну, с которого ниспадал на стол подсиненный тюль.

Пальцы Беленького побежали по пирамидке запыленных книг, когда вошла Зина.

— Я не помешаю? — Она хотела именно помешать. Не зря же приперся Беленький — еще проболтается…

— Ну, что ты? — улыбнулся Пучков, вставая, чтобы Зина могла пройти к окну.

Но Зина сделала вид, что она не нашла то, что искала, повернулась и вышла.

Проводив ее взглядом, Беленький сказал, что пришел расспросить, что нового в эскадрилье.

Пучков начал рассказывать.

— Я не помешаю? — вошла опять Зина и, всплеснув руками — снова что-то забыла, — исчезла.

— Стало быть, ничего особенного не произошло? — спросил Беленький, заметив, что техник начинает повторяться. — А что же ты о самом главном не рассказал? Моего друга ошельмовали, а ты молчишь.

— Корнева-то! Мы не дали его в обиду, — вскочил Сергей и начал рассказывать, каким образом поймали Иванова, когда тот вел передачу, как Громов нагло обвинил Корнева чуть ли не в пособничестве и что сказал об этом ЧП начальник политотдела, вызывавший и Пучкова.

— За Игоря я ручаюсь больше, чем за самого себя, — сказал Беленький. Он рассказал Пучкову, как сидел с Корневым в фашистском застенке и как они бежали из поезда…