На нашем катере тоже готовы к отражению нового нападения. У пушки, положив руки на штурвалы наведения, стоит, чуть согнувшись, Фролов. Он сосредоточен. Рядом с ним Сергей Ермаков со снарядом в руке. Зуйков стоит на коленях, поспешно набивает патронами запасную пулеметную ленту. Временами он бросает быстрые тревожные взгляды на покрытое низкими тучами небо.
Вся кормовая часть палубы обгорела, исковыряна и густо усеяна стреляными гильзами. От покачивания катера на волнах они перекатываются от борта к борту и, сталкиваясь, тоненько звенят. Около пушки лежит покрытый брезентом Полуэктов. Встречный ветер то и дело открывает лицо моториста, ставшее уже восковым.
За перевернутой шлюпкой лежит Яшелин. Он очень бледен, потерял много крови. Кто-то из расчета укутывает его обгорелым одеялом.
Между глубинными бомбами вижу Смирнова. Ветер нервно теребит его светлые волосы. Сигнальщик Дмитрий Иванов рвет простыни на полосы и перевязывает ими друга.
«Что же случилось с тобой, Смирнов? Всегда выдержанный и спокойный, почему ты так странно вел себя сегодня в бою?»
Я смотрю на изрешеченную пулями рубку, пробитый во многих местах обвес мостика, разбитые стекла ветрового козырька, простреленный нактоуз, исковерканный компас, обгоревшие сигнальные флаги и начинаю понимать, что произошло несколько минут назад. Смирнов видел опасность, закрыл меня своим телом…
— Иванов! — окликаю матроса, склонившегося над рулевым. — Как Смирнов?
— Плох. Без сознания. Разрывная пуля в низ живота попала.
Николай Слепов, размахивая флажками, передает на «восьмерку» мой доклад Азееву о состоянии катера и потерях. Рыбаков, восстановив перебитую антенну, связался с базой. Вскоре он подает бланк радиограммы. Нашему дозору приказано идти на Лавенсаари. Нужно спасать жизнь раненых товарищей. Азеев ведет катера полным ходом. У бортовых моторов стал на вахту Ермаков — вот и пригодилась вторая специальность! Моторы чихают. Не хватает топлива. Даже богатырь Белобок не успевает подкачивать его вручную.
Мы идем с приспущенными флагами: на корабле погибшие товарищи.
В море встречаем катера, идущие сменить нас на линии дозора, ее нельзя оголять. Это форпост Ленинграда. На палубах моряки выстроились двумя шеренгами: отдают последнюю почесть товарищам, добывшим победу ценой своей жизни и крови.
Нелегко досталась катерникам победа: в бою, длившемся всего
Во время короткого отдыха морякам вручили боевые награды: Ю. Ф. Азееву, М. Д. Амусину и И. П. Чернышеву — ордена Красного Знамени, М. В. Зуйкову, Г. Г. Невскому — ордена Красной Звезды, С. А. Ермакову — медаль «За боевые заслуги», Я. Г. Григорьеву и П. А. Белобоку — медали «За отвагу». Англичане, восхищенные отвагой и мастерством А. П. Фролова, сбившего одного из искуснейших фашистских летчиков, участвовавшего в операции против Крита, наградили советского комендора именной медалью «За боевые заслуги».
Пополнив экипажи свежими силами, заделав пробоины, катера снова вышли на линию дозора.
И снова горячие схватки с врагом.
«Фашистская авиация ежедневно предпринимает по нескольку налетов на наши катера — „морские охотники“, несущие дозорную службу, — писала „Правда“ 7 июля 1942 года. — Эти налеты не приносят немцам успеха. За последние дни отважные краснофлотцы сбили 11 вражеских самолетов. Отвагу и мужество при отражении налетов авиации противника показал личный состав катеров, где командирами тт. Амусин и Чернышев. Огнем этих катеров в двух боях уничтожено 4 вражеских самолета».
Экипаж «МО-302» за время войны совершил 450 боевых выходов, отконвоировал 342 корабля и транспорта, сбил 6 самолетов противника, потопил одну подводную лодку, 5 сторожевых и торпедных катеров, уничтожил 44 мины, спас 150 человек, плававших на воде, подавил огонь двух береговых батарей, высаживал десанты в тыл врага. Катер с боями прошел по Балтике 20 тысяч морских миль. Он стал гвардейским, войну закончил в бывшей военно-морской базе Восточной Пруссии — Пиллау.