Малаев обещал вместе с Асей прийти минут на пятнадцать.
…Я еще не видел Ленинград после снятия блокады. Вечерело. Моросил мелкий дождик, а по привокзальной площади и Невскому шли люди. Много военных. Шагали бодро, оживленно болтали, смеялись. Следы недавних артиллерийских обстрелов и воздушных бомбардировок виднелись всюду. Но люди, казалось, не обращали на это внимания, знали: пройдет время, и Ленинград станет таким, как и прежде.
Когда вернулся на вокзал, Малаев и Ася уже были там. Девушку не узнать: на ней новенькое форменное пальто с погонами старшего краснофлотца, на голове беретик со звездочкой. Вся она какая-то весенняя, сияющая.
Протянула мне снимок и, смущаясь, произнесла:
— Тут я похожа на моряка.
Ася была сфотографирована в матросской фланелевке. Я сказал, что лучше бы напечатать в рабочем обмундировании. Она снова замахала руками:
— Нет, нет.
Мы расстались.
Снимок мы опубликовали крупным планом — на половину журнальной страницы. Свой очерк я назвал «Последняя мина». По моей просьбе художник сделал рисунок: по бикфордову шнуру к мине крадется огонек, а Ася бежит к подбитому немецкому танку.
Едва журнал вышел в свет, как в редакцию посыпались письма от солдат, матросов, офицеров. Они желали «завести серьезную переписку с „Золушкой“». Редакционные девушки не без зависти говорили:
— Везет девчонке. На вид — пигалица, а счастливая.
Всю корреспонденцию мы отправляли в Ленинград Асе. Примерно месяца через два-три я получил письмо от Малаева. Капитан-лейтенант писал, что он и она, Ася, стали мужем и женой, и слезно просил больше не пересылать Асе писем. «Жена только тем и занимается, — писал молодой муж, — что отвечает на многочисленные послания влюбленных. Избавьте ее от этой обязанности. И меня пощадите».
Бывая в Ленинграде, я всегда навещал эту счастливую чету. После войны Ася закончила педагогический институт и получила назначение в Заполярье. Туда же перевелся и Василий Малаев. Новый их адрес мне не был известен.
Минуло около двадцати лет. Недавно, оказавшись на Севере,
Три минуты
Фотография, которую я случайно увидел в старом «Огоньке», отнесла меня к незабываемым дням двадцатипятилетней давности, к лету 1942 года. Я хорошо знал командира катера «МО-302», изображенного на снимке, в то время молодого морского лейтенанта. «А что, если?..» — подумал я и позвонил по телефону.
— Как всегда, я и моя семья рады вас видеть, — услышал я в трубке несколько приглушенный знакомый голос.
И вот я в квартире моего старого друга Игоря Петровича Чернышева. Здесь все напоминает о штормовом Балтийском море, о суровых днях минувшей войны. Виды блокадного Ленинграда. Большой рейд в Кронштадте. Корабли на рейде, у стенки. Модель знаменитого «малого охотника» — «МО-302», которым в грозные годы войны командовал лейтенант Игорь Чернышев. Хозяин показывает любовно сделанный альбом, где собраны вырезки из газет, листовки, плакаты, рассказывающие о подвигах балтийских катерников.
— Пока я воевал на Балтике, здесь, в Москве, отец собирал и берег, — говорит Игорь Петрович. — Память о войне.
А вот и снимок, который на сей раз привел меня в квартиру бывалого моряка.