Свет маяка

— Товарищ подполковник, считайте, что задание редакции вы уже выполнили. — И пояснил: — В МПВО создано специальное подразделение из девушек-разминеров, а эта специальность у нас самая наиважнейшая. Вот только за последние двадцать дней девчата ликвидировали двенадцать тысяч мин и шесть тысяч снарядов. Не шутка. Прибавьте к этому обследованных более тысячи метров ходов сообщений да восемь тысяч бывших вражеских землянок и блиндажей. Все ленинградские газеты только о них и пишут. Разыщите Асю Михайлову, — Малаев улыбнулся: — Ее у нас зовут Золушкой… Впрочем, я вам помогу. В сторону Петергофа идет наша машина, и мы с вами подъедем.

Малаев сменил свою новенькую форму на довольно поношенную, надел резиновые сапоги, такие же и для меня достал. «В наших флотских ботиночках по болотам не пройдешь», — сказал он.

Машина то и дело ныряла по ухабам. Некогда прямое и гладкое, как стол, шоссе разбито, исковеркано снарядами и бомбами, красивый сосновый лес изуродован, словно прошел по нему ураган невероятной силы. Земля изрыта, по сторонам — обвалившиеся окопы, блиндажи, ходы сообщений. Кое-где — разбитые, порыжелые орудия, тягачи, перевернутые танки. И ни единого дерева — все перемешано с землей, вырвано с корнями. Здесь проходила линия немецкой обороны. Отсюда фашисты девятьсот дней и ночей били по Ленинграду из тяжелых орудий. Теперь фронт передвинулся к Западу, но израненная земля все еще грохотала. Поминутно рвались мины и фугасы.

— Это наши девчата трудятся, — говорит Малаев и просит водителя остановить машину.

Пробираемся по грязи. Капитан-лейтенанту тут все знакомо.

Метрах в полустах от нас низенькая девушка, на ходу заправляя под пилотку выбившиеся волосы, медленной, усталой походкой идет к красному флажку. На ней заляпанные грязью огромные резиновые сапоги, флотский бушлат довольно большого размера, подпоясанный ремнем с ярко надраенной бляхой, на которой играет солнечный лучик, черная юбка. Малаев поясняет, что это и есть та самая Ася Михайлова.

«Да она же совсем ребенок», — думаю я.

Девушка что-то кричит нам и показывает рукой.

— Просит, чтобы мы спрятались в танке. — Малаев ускоряет шаги. — Сейчас подорвет мину.

Мертвый немецкий танк, наполовину погрузившийся в болотистый грунт, стоит совсем близко. Лезем в него. Пахнет ржавым железом, сыростью, тлением… Смотрю на девушку. Она подошла к флажку, опустилась на колени и осторожно разгребает землю. Там — мина.

Ася заложила тол, закрепила шнур, но, прежде чем поджечь его, посмотрела в нашу сторону, махнула рукой.

— Танк — надежное убежище. Ничего, ничего, Ася успеет… — капитан-лейтенант замолкает.

Девушка чиркнула спичку, подожгла шнур и побежала. Споткнулась, упала: ей трудно передвигать облепленные грязью, тяжелые сапоги. Малаев наполовину высовывается из люка, помогает Асе подняться. Теперь мы сидим втроем, захлопнув над головами стальную крышку. Темно-темно в железном ящике.

Содрогается воздух, и танк чуть вздрагивает. Комья земли и камни падают на броню. Наступает тишина, и опять взрыв, но где-то вдали.

— Маришка ликвидировала мину, — говорит Ася.

Поднимаемся наверх. Пахнет горелым пероксилином.

Садимся на башне.

Асе двадцать один год. Родилась и жила в деревне близ Ясной Поляны. Комсомолка. Во время блокады командовала санитарной дружиной. Студентка первого курса Педагогического института имени Герцена. Когда немцев отогнали от города и сняли блокаду, подобрала группу студенток, и они стали учиться на разминеров. Признается, что нелегко далась эта специальность. Вначале трусила.

— Вышли первый раз на заминированный участок вместе с инструктором. Вот с ним. — Она смотрит на Малаева и почему-то краснеет. — Обследовали щупами вокруг себя, стали тихонько продвигаться вперед. Мой щуп сработал. Раздвинула руками снег. Потом сняла слой мха. Увидела мину. Мою первую! Осторожно придержала пальцами чеку. Вынула взрыватель. А потом все стало привычным, обыденным. Работаем. Вместе с напарницей Маришей Жебраковой мы уже ликвидировали свыше тысячи мин и несколько сот снарядов. А вот сейчас я подорвала последнюю мину и на этом участке.

Смотрю на нее. Глаза черные, носик пуговкой, лицо загорелое, обветренное.

— Почему вас называют Золушкой?

Ася как-то совсем по-детски засмеялась:

— Говорят, счастливая я. Как та Золушка. И обязательно очарую принца какого-то.

Малаев слез с танка, стоит в стороне. Скоро к нему стали подходить остальные девушки.

Я достал фотоаппарат. Ася замахала руками.

— Нет, нет, не надо. — В голосе ее чувствуется мольба. — В таком-то виде! Не хочу. — Спросила: — Вы когда уезжаете?

— Сегодня, если достану билет.

— Я бы дала свою фотографию. Хорошо получилось, только скажите, куда вам принести.

Договорились: Малаев узнает, каким поездом я поеду, и они вдвоем придут на вокзал.

Разминеры строем шагали к шоссе.

Девушек в матросских бушлатах с длинными щупами в руках хорошо знали на контрольно-пропускных пунктах.

Когда они, усталые, измазанные, подошли к шлагбауму, чтобы сесть на попутную машину, бойцы почтительно уступили им место.

— Разминеры вне опереди!

Билет я получил на последний поезд.