Свет матёрый

Мальчишка загорелый
Прокрался босиком
К реке совсем несмелой
С несмелым тростником.

И тонок он, и светел,

С тростиночкой в руке,
Что ж он в реке заметил?
Увидел что в реке?

У неба под приглядом,

Всем страхам вопреки,
Он словно ищет взглядом
Несмелый взгляд реки.

И в преизбытке света

Глаза в глаза они,
И узнаванье это
Свиданию сродни.

И речь свою заводит

Река издалека,
И всё, что происходит,
Отныне на века.

От веку и до веку

Проносят облака,
Что мальчик смотрит в реку
И в мальчика река.

На Купалу

Юлии

На Купалу в лихих женихах
Недостатка и впрямь не бывает.
У калитки, вся грудь в петухах,
Кто-то деву зовёт-зазывает:

«Мы Ярило зажгли от костра,

Где заря-заряница упала.
Не пойдешь ли ты с нами, сестра?
Всех зовёт на гулянье Купала!

Мы в венках из травы и цветов

Хоровод начинаем со смехом.
Там, в объятиях нави, готов
Я до смерти к любовным утехам.

Там, в чащобе, реки где исток,

Где и ножка твоя не ступала,
Расцветает заветный цветок,
Что сегодня откроет Купала.

Там, под каждым листом лопуха,

Светляки заблестят вполнакала.
Вмиг там сыщешь себе жениха,
Где заветный цветок отыскала!».

А дивчина не любит кто врёт,

Пустословью не верит избытку.
Улыбнётся ему в свой черёд,
Обопрётся рукой на калитку,

Похвалы отмахнёт комарьё,

Поведёт соболиною бровью:
«Там, где двое – во имя Твоё, —
Я лишь то называю любовью».

«Ты помнишь, как я обрёл…»

Юлии

Ты помнишь, как я обрёл
ключи от твоих ключиц?
Стояла у света в дверях,
качаясь над нами, трава.
И небо из рукавов
легко выпускало птиц,
И медленная река
вступала в свои права.

Ах, если открылась течь —

то время не устеречь.
Его над неспешной рекой
смывает осенним дождём.
Я верю, что, если завтра
трава будет брошена в печь,
То мы у вселенской печи
ненастье с тобой переждём.

Ты помнишь, была река,

была… да была такова.
Всё то, что не от земли,
земли превозможет гнёт.
И небо, легко, опустит
спасительные рукава,
И нас, как две капли росы,
для вечности зачерпнёт.

В городке Терпеже

Где нет остановки трамвая,
Где липы настороже,
Влюблённых скамейки скрывая,
Стоят в городке Терпеже —

Сидит на вечерней скамейке

Вся в трауре, словно желна,
В тоске по весёлой семейке
Ушедшего мужа жена.

В руке телефона огарок

На нерве последнем дрожит —
Ушедшего мужа подарок,
Которым она дорожит.

Никак не отыщет родного

Ушедшего мужа жена,
Звонит она снова и снова,