Свет между нами

Я выдавила улыбку. Аннали не знала, что Ной слеп, потому что мне не приходило в голову сказать ей об этом. Его слепота – всего лишь незначительная деталь в мужчине, которого я люблю. В эту секунду я также осознала, что Ной, должно быть, ищет самого себя. Ищет то, что можно противопоставить своему изъяну. И если найдет, то, возможно, перестанет ощущать ее как физический недостаток.

Любовь моя, я поняла тебя. Наконец поняла…

* * *

В сумерках наш караван из арендованных автобусов вытянулся вдоль улиц, примыкающих к Моцартеуму. Мы ехали под темно-серыми небесами, грозившими пролиться дождем. Однако при виде концертного зала у меня улучшилось настроение. Я занервничала – впервые с той секунды, как Сабина сказала мне, что я буду солисткой.

Моцартеум был маленьким, но элегантным, освещенным десятками люстр, свисающих с позолоченных потолков. На сцене стоял массивный орган. Мы заняли свои места перед ним. Точнее, это сделали мои коллеги-музыканты. Теперь мне полагалось ждать у сцены, пока наш дирижер, герр[43] Исаак Штекерт, не представит меня публике. Я смотрела на программку со своим именем, и на глаза наворачивались слезы. Нужно отправить ее родителям и Мелани. Они будут гордиться мной.

Концертный зал заполнялся полуформально одетыми посетителями. Выглядывая из-за занавеса, я рассматривала лица прибывающих людей, как делала это каждый вечер. Я искала высокого красивого мужчину в солнцезащитных очках и с белой тростью, ищущего свое место в зале. И сегодня опять не нашла.

Свет приглушили, припозднившиеся слушатели заняли свои места, и под громкие аплодисменты герр Исаак Штекерт поднялся на подиум. Ко мне со спины подошла Сабина.

– Они не знают меня, – прошептала я.

Она положила ладони мне на плечи.

– Боль. Надежда. Пламя. Любовь. Пусть эти чувства наполнят твою игру сегодня, Шарлотта Конрой, и они запомнят тебя навсегда.

Герр Штекерт позвал меня жестом, и я вышла на сцену под вежливые сдержанные аплодисменты. Исаак поцеловал меня в щеку и шепнул:

– Ни пуха ни пера!

Я сдавленно фыркнула. Мне стало немного легче. Я заняла свое место, встав перед струнными инструментами, как та скрипачка, которую я видела в детстве по телевизору. Моя мечта воплощалась в жизнь, но этого не видели мои любимые люди.

Когда позади и вокруг меня зазвучали первые струнные, я решила, что сыграю для всех них, где бы они ни находились в этом мире, и даже если уже покинули его. Пусть любовь, которую я чувствую ко всем, кто есть в моей жизни и кого я потеряла, заполнит меня до краев и прольется из скрипки.

Выступление не запомнилось мне в подробностях. Оно от и до было фантастическим сном, внетелесным переживанием, состоявшим из чистых эмоций. Я играла музыку Моцарта в его родном городе, на инструменте, вобравшем в себя историю и время.

Когда все закончилось, аплодисменты больше не были ни сдержанными, ни вежливыми – они были оглушительными. Перед ними в зале воцарилось короткое мгновение тишины, во время которой я почти услышала, как каждый в зале перевел дыхание.

Я опустила скрипку, позволив себе искупаться в этих овациях, и смотрела на сияющие лица людей, ошеломленная тем, что я вызвала такую реакцию. Ко мне с букетом красных роз подошел капельдинер[44]. Он протянул их мне, и толпа снова взорвалась аплодисментами. Я повернулась к Сабине, думая, что цветы от нее, Исаака или кого-то из музыкантов, служащий указал в зал, и я поняла.

Он здесь.

Слушатели все еще хлопали, а я лихорадочно оглядывала толпу в поисках одного-единственного лица, которое жаждала видеть больше остальных… Сердце пропустило удар, из горла вырвался вздох.

Ной Лейк стоял в самом конце зала. В одной его руке была трость, а другую он держал у сердца, словно оно болело. Ной не надел очки, и даже через разделяющее нас расстояние я видела легкую, щемящую улыбку на его губах.

Он развернулся, в одиночестве прошел по проходу и вышел из зала.

– Ной! – закричала я. – Ной! – но аплодисменты только начали стихать. Руки занимали цветы. Я положила розы на пол и передала свою скрипку шокированному Исааку.

– Идите сюда, идите сюда! – отчаянно и совершенно неизящно махала я капельдинеру.

Он помог мне спуститься со сцены. Подхватив полы платья, я бросилась бежать по проходу мимо хлопающей толпы.

Достигнув почти пустого вестибюля, замотала головой, ища взглядом Ноя. Ни следа.

– Ной!

Я метнулась наружу, в темную и холодную ночь. Над городом нависала стоящая на холме крепость. Я оглядела улицы в обоих направлениях, вглядываясь в лица идущих мимо фонарей прохожих.

– Ной!

– Привет, детка.

Я резко развернулась. Он стоял, прислонившись к стене, уперев руки в трость, и выглядел просто убийственно в светло-сером костюме, жилете и сливовом галстуке. Уголки его губ тронула робкая улыбка.

– Я сейчас брошусь на тебя, – предупредила я.

– Боже, да, – отозвался он, и я кинулась в его объятия.

Глава 38

Шарлотта