Свет мира

Он так и не решил окончательно, радоваться ему или огорчаться. Конечно, во многих отношениях было бы приятно иметь собственного ребенка, сына, подающего большие надежды, так называемую красу и гордость рода, однако легче сказать, чем ни с того, ни с сего в эти трудные времена взвалить на себя обязанности отца семейства, особенно человеку, который собирался осенью поступать в реальное училище в Адальфьорде и даже издать книгу стихов. Когда юноша начинал думать обо всем, что ему предстоит проделать в ближайшем будущем: издать сборник стихов, получить образование, обзавестись сыном, купить овец, раздобыть заем на приобретение рыболовных снастей, основать свое хозяйство и многое-многое другое, — его тут же на лугу охватывала такая безысходная тоска, что ему хотелось отшвырнуть косу, броситься ничком на траву и никогда больше не вставать. Он изнемогал под гнетом жизненной ответственности. Но тотчас у него в ушах начинал звучать задорный смех девушки, и он видел ее перед собой, такую, какой она была в первый день их знакомства, когда она стояла в дверях дома и дрыгала в воздухе сначала одной ногой, а потом другой. И у него сразу становилось легко на сердце, и мир представлялся ему не таким уж страшным, а будущая жизнь казалась дорогой, залитой солнцем; как я мог поддаться отчаянию, ведь у меня есть она? Разве она не умеет найти выход из любого положения? Кофе, сахарная пудра, соленая треска — когда у нее не было всего этого вдоволь? Не существует такой беспросветной тьмы, в которой она не нашла бы хоть какой-то проблеск, в последний раз она сдернула с окна мешковину и сказала: «Утро». А его совета она спрашивала лишь затем, чтобы посмотреть, на что он способен. Наверное, она уже договорилась о покупке того домика на берегу, только об этом еще никто не знает — ну, ясно, и на крыше растут цветы, и они смогут прожить там всю жизнь — только он и она, к югу от всего мира и еще немножко в сторону, в укромном убежище. В хорошую погоду он будет плавать по фьорду на маленькой лодке и ловить на обед яркую треску. В ненастную — будет сидеть на чердаке и писать ученые книги, как Гвюдмундур Гримссон Груннвикинг, и завоюет признание в самых отдаленных частях страны, а может быть, даже и во Франции. К счастью, ненастная погода бывает довольно часто. Белоголовый мальчик играет на чердаке у ног скальда, но Оулавюр Каурасон Льоусвикинг, к сожалению, должен признаться, что это его немного стесняет; конечно, называться отцом — очень почтенно, но он не в силах скрыть от самого себя, что маленькие дети внушают ему отвращение, ему кажется, что он сам, в сущности, и есть то единственное в мире дитя, которое что-то значит. Нет, он нисколько не сомневался, что Мейя раздобудет и корову и кофе.

Почему же она тогда плакала?

И так целый день. Скальд был очень встревожен и расстроен, ничего не замечал, не слышал, что ему говорят, ходил точно слепой.

С тех пор как она пришла к нему в первый раз, не бывало, чтобы они не виделись три ночи подряд. Вечером он сидит у окна в напряженном ожидании. Никогда он не ощущал острее, что она в его жизни все равно что якорь, что без нее первый же порыв ветра подхватит его и разобьет о берег. Время шло, над сушей и морем опустилась летняя ночь, но она так и не пришла. Сперва он забеспокоился, потом почувствовал себя несчастным, наконец на него напало полное безразличие, он оперся о подоконник, уткнулся головой в локоть и заснул. Сон оказался сильнее несчастья: очнувшись среди ночи, юноша бросился в постель и спал до тех пор, пока утром не прозвонил будильник. Скальд с тоской смотрел на фьорд, на птиц, которые точно так же кружили над гладью моря тихими утрами после счастливых ночей, и вдруг обнаружил, что взмахи их крыльев больше не занимают его. Почему она не пришла?