Свет мира

Доктор встал, держа в одной руке стакан, другой рукой он схватил скальда за горло, потом засунул ему между зубами пальцы и хотел вылить в рот водку. Но едва скальд почувствовал на губах вкус водки, он вздрогнул, словно девушка, впервые познавшая мужчину, и толкнул стакан плечом, так что тот выскользнул у доктора из рук, упал на пол и разбился. Некоторое время доктор молча смотрел на осколки неподвижным пьяным взглядом, ни один мускул не дрогнул у него на лице, потом, преисполненный чувства ответственности, он спокойно и твердо подошел к шкафу, как будто собирался произвести сложную полостную операцию, достал другой стакан, наполнил его и поставил перед больным. На это ушло довольно много времени, ибо доктор не спешил, поэтому больной успел незаметно откинуть крючки на окне. Поставив перед скальдом новый стакан с водкой, доктор снова заботливо осмотрел ружье. Потом он принялся убирать с дороги стулья, проделывая это так тщательно словно готовил помещение к операции. Наконец он прислонился к стене напротив скальда, поднял одной рукой ружье, а другой показал на водку.

— Пей! — приказал он.

И тут в жизни этого бедного скальда произошло чудо, он неожиданно вскочил, не раздумывая, распахнул окно и был таков. Он успел перемахнуть через подоконник в темноту раньше, чем доктор приложил ружье к щеке и прицелился. Выстрел, грянувший в следующую секунду, не попал в цель.

Глава тридцатая

Какие таинственные силы уберегли этого несчастного скальда от верной смерти в кабинете доктора? Он выбрался из лужи под окном и побежал что было сил, спасаясь от града пуль. У изгороди он остановился и оглянулся. Доктор перестал стрелять и закрыл окно. Скальд почувствовал себя в безопасности, перелез через ограду и пошел своей дорогой.

Он постучался в дверь почты с черного хода и спросил:

— Могу я отправить письмо?

— Пожалуйста, — ответила жена почтмейстера. — Если у тебя есть конверт и деньги на марку.

Оказалось, что у скальда есть пятьдесят крон наличными, но нет ни конверта, ни мелочи на марку.

— По-моему, будет лучше, если ты не станешь писать это письмо, — сказала жена почтмейстера. — Все любят писать письма. Но я давно заметила, что писать письма не имеет никакого смысла.

— Я, собственно, и не собирался писать письмо, — сказал скальд.

— Ну тогда, значит, все в порядке? — спросила женщина.

— Нет, — ответил скальд. — Я, к сожалению, должен послать своей знакомой один пустяк.

— А ты не можешь передать ей это сам? — спросила жена почтмейстера.

— Нет, — ответил он. — Я уезжаю сегодня вечером. А она прибудет не раньше завтрашнего утра.

Кончилось тем, что жена почтмейстера дала скальду конверт и пообещала передать письмо бесплатно, если она встретится с адресатом в поселке. Он вложил в конверт пятидесятикроновую бумажку, заклеил конверт и надписал: «Яртрудур Йоунсдоухтир с хутора Гиль, которая в ближайшие дни должна прибыть в Свидинсвик, от Оулавюра Каурасона Льоусвикинга, срочно».

Женщина положила письмо на полку, и скальд с ней попрощался.

— Значит, ты не пойдешь сегодня вечером на кладбищенский бал, где будет вся молодежь? — дружелюбно спросила жена почтмейстера, по всей вероятности, она угостила бы его кофе, если бы он выразил хоть малейшее желание немного задержаться. Но он заторопился, ничего не ответил и исчез. Да, конечно, парень тронутый, в этом и сомнения не может быть. Он даже и не слышал ничего о кладбищенском бале. Яртрудур Йоунсдоухтир… где подопечный прихода мог раздобыть столько денег, чтобы послать этой женщине? Неужели все-таки правда, что это он поджег дом и ограбил сейф? Во всяком случае, он избегал смотреть прямо в глаза. И очень спешил. И сказал, что уезжает.

Еще рано утром скальд облюбовал себе среди скал маленькую бухточку с мелким песком; когда он проходил там днем, был отлив, сейчас самый низкий уровень воды, а через час или через два начнется прилив. Он решил выпить сразу все снотворное, лечь на песок и заснуть крепким сном, а потом пусть прилив накроет его, и тогда наступит конец его жалкой жизни.

Осенняя тьма была как деготь; тяжелый частый дождь, шум моря. Он сел на мокрый песок. В его голове царил мрак, это было то состояние души, когда каждое слово утешения кажется изуродованным утопленником, выброшенным морем на берег; ни одного прекрасного воспоминания, а только одни кровоточащие и причиняющие боль, и пробуждать их, эти воспоминания, к жизни было все равно, что резать по живому мясу. Сквозь кромешную тьму будущего не светила ни одна даже самая крохотная звездочка. В такие минуты не подводят итоги своему прошлому, как это делают люди, мирно отходя на смертном одре, не припоминают, что было хорошо, что плохо, а что отвратительно. В такие минуты человека есть только один враг, других он не знает, этот враг — его собственная жизнь. Скальд поднес бутылку к губам и начал пить.