Свет мира

— Поднять якорь! — сказал Блаженный Дади. Несколько дней он пролежал больной у своей сестры, но вчера поднялся на ноги, чтобы раздобыть себе гофманских капель, и теперь снова был самим собой. Он, как и все добрые люди, собирался идти на кладбищенский бал и взял скальда под руку. Может быть, они оба уже умерли?

— А я-то написал о тебе поминальное стихотворение. — сказал скальд.

Блаженный Дади остановился посреди дороги, чтобы еще раз крепко обнять скальда за его великодушный поступок. Ведь скольким людям в наше время приходится мириться с тем, что о них не сочиняют поминальных стихотворений после их смерти! Они свернули на дорогу, ведущую к зданию приходского совета. Двое людей. А в сущности, один и тот же человек. Душа. С кладбищенского бала до них донесся крепкий, живительный запах кофе. Блаженный показал скальду содержимое своего кошелька: у него была одна крона мелочью и одна двухкроновая бумажка. Они долго стояли у освещенного окна и взволнованно слушали пение и топот, прежде чем осмелились войти внутрь.

Если бы у Гроа были туфельки.
Туфельки, туфельки,
Был бы ремешок у Гроа тоненький,
Словно у куколки.
Туфельки, туфельки.
Если бы у Гроа были туфельки,
Был бы ремешок у Гроа тоненький,
Словно у траллялля!

Не каждый, кто мечтал потанцевать на кладбищенском балу весной, попал на него осенью.

В конце концов Оулавюр Каурасон Льоусвикинг попал все-таки на этот бал, хотя и не так, как собирался летом, а уже в новой жизни, после того как сгорел замок в Царстве Лета.

Москва, зима 1937–1938 гг.

Часть третья. Дом скальда

Глава первая

Высоко на склоне холма, откуда хорошо видны крыши рыбачьего поселка, прилепилась деревянная островерхая лачуга — сени, комната с плитой да чулан. В ней у окна ранним весенним утром сидит бледный человек и качает своего больного ребенка. Это скальд Оулавюр Каурасон Льоусвикинг. У кого есть больной ребенок, у того есть и дом. Лачуга называется Небесный Чертог. Над фьордом сверкает солнце, недвижна вода в бухтах. Проснувшись рано утром, невеста скальда возблагодарила Господа Бога, которого она зовет «осподом», и поспешила в сушильню зарабатывать деньги. Скальд глядит вниз на крыши поселка, на синий фьорд, на таинственную дымку, затянувшую горы по ту сторону фьорда, и баюкает ребенка. Все что угодно, только не работа за деньги. Скальд наклонился над девочкой, поцеловал ее в лоб, и она улыбнулась ему.

— Доченька моя, милая моя, — сказал он, впервые по-настоящему испытав нежность к маленькой Маргрет, во всяком случае ему так показалось. Пока она была веселой и здоровой, он был к ней равнодушен. На здоровых и веселых детей никто не обращает внимания, пусть сами о себе заботятся. У нас есть обязанности только перед теми, кто страдает, мы любим только тех, кому тяжело. И хотя раньше скальд едва замечал, если она гладила его по щеке, теперь он готов был сделать для нее все на свете.

— Доченька моя, милая моя! — Он прижал ее к груди. — Скоро станет тепло, маленькая Магга поправится, и папа с Маггой пойдут на берег собирать ракушки.

— А-а! — слабо отозвалась девочка.

— Большие ракушки и маленькие, плоские и витые, розовые и перламутровые.

— И ав-ав, — пролепетала девочка.

— Да, и мы встретим там ав-ав.

— И мяу.

— Да, потом придет киска и скажет «мяу».

В это время скальд заметил мужчину, который, заложив руки за спину, поднимался по склону горы, он был высок и худ и держался несколько высокомерно, сразу было видно, что он не из тех людей, которые станут весенним днем шататься по чужим домам без всякого дела. По выражению его лица было заметно, что он чем-то озабочен. Скальд вышел на крыльцо, чтобы встретить гостя.

— Йенс Фаререц! Добро пожаловать! Здравствуй! — сказал он. — По правде говоря, капитаны ботов не каждый день отваживаются подниматься так высоко над уровнем моря. Надеюсь, не нечистая сила завела тебя к нам?

В знак приветствия пришедший угостил скальда жевательным табаком и сам тоже взял щепотку.

— Вообще-то я поднялся на гору, чтобы немного развеяться, — ответил гость, шутить он был явно не расположен.

— К сожалению, Яртрудур, моей невесты, нет дома, поэтому я не смогу угостить тебя кофе, — сказал скальд, — зато могу предложить тебе плевательницу, плюй в нее, сколько душе угодно.

— В этом нужды нет, — рассеянно ответил гость, но в дом все же вошел.

— М-м-да, — задумчиво промямлил он в ответ на какие-то остроумные замечания скальда. — Похоже, что они решили раз и навсегда лишить людей всякого пропитания.

— Ну что ж — сказал скальд, — время они выбрали самое подходящее.