Свет мира

Истинное раскаяние заключается в том, что человеку делается стыдно оттого, что его наказали. Куда неприятнее было скальду, что его вернули назад, чем то, что он положил на носилки слишком мало рыбы. Не страшно совершить проступок, страшно быть пойманным на месте преступления; позволить, чтобы тебя вернули с носилками на глазах у незнакомой девушки, более стыдно, чем упрямо двигаться своим путем; лучше задохнуться, чем снести насмешку женщины. Поступок приобретает цену в зависимости от того, как его оценивают очевидцы: положить на носилки мало рыбы — хорошо, если тебе это сойдет, плохо, если это заметит мастер, и катастрофа, если окружающие начнут смеяться, ибо если ты однажды оказался смешным, то, что бы ты ни делал, ты будешь казаться смешным до самой смерти. Но вечным позором твой поступок станет только тогда, когда ты встретишь издевку, или просто сострадание к своему убожеству, или презрение в глазах, о которых ты мечтал, может быть, и сам того не зная. Слава Богу, ничего этого не было. В ее глазах было лишь одобрение и подстрекательство. И она сказала ему:

— Ты разрешаешь, чтобы тебя вернули?

Больше она ничего не сказала.

Глава третья

С одной стороны работа, с другой — семья: две стены одной и той же тюрьмы. Каждый раз, когда скальду удавалось вырваться из дому не ради добывания денег и не по семейным делам, ему казалось, что он ненадолго получил в подарок весь мир. Как только он сходил с будничной тропы, сразу же начинал звучать голос. Это был тот же голос, что и раньше. Разница заключалась лишь в том, что, когда он был ребенком, он думал, что знает, кому принадлежит голос, что понимает его и может дать ему имя, но, чем взрослее он становился, тем труднее ему было объяснить, чей это голос, или понять его, он только чувствовал, что голос зовет его вдаль, прочь от окружающих жизненных обязанностей, туда, где царит лишь он один. Теперь скальд уже давно не знал, кому принадлежит этот голос, но чем дальше, тем чудеснее звучал он в ушах скальда, порой скальду даже казалось, что наступит день и он бросит все ради того, чтобы слушать только один этот голос.

— О чудесный голос! — прошептал скальд, вдыхая вечерний прохладный ветер севера, однако протянуть руки навстречу голосу он не осмелился, боясь, как бы его не сочли за помешанного.

Гостиная старосты была битком набита народом, здесь было много мужчин и несколько женщин, стоял такой шум и гам, что в сумятице никто не заметил появления скальда. Все говорили разом, стараясь перекричать друг друга, ни о каком порядке собрания не могло быть и речи. Одних так и распирало от ярости и злобы, другие были исполнены презрения, третьи, казалось, от души развлекались происходящим. Вначале скальду было трудно понять, о чем идет речь, но когда он спросил, из-за чего весь этот шум, никто даже не удостоил его ответом. Послушав некоторое время, скальд решил, что спор идет о семье Пьетура Три Лошади, и прежде всего о его бабушке. Неудивительно, что скальд навострил уши.