Свет мой

А как-то в воскресенье заявился странный тип: толстый, круглый, шея длинная, тонкая, на ней лысоватая маленькая голова. Не человек — динозавр! Глаза выпуклые, мертвые. Как у рыбы. Нос — лопаткой, расшлепан, губы толстые — два червяка жирных… И откуда он только вынырнул?!

— Что вам угодно? — деликатно спросил я.

— Мне? Хи-хи… — запрыгал круглый живот под тенниской. — Хи-хи-хи. — Сложились в трубочку мокрые губы. — Вот! — Он выкинул руку из кармана. — Вот!

На потной круглой ладошке лежала полумесяцем большая цыганская серьга.

— Триста рэ-э! — прорычал динозавр.

Я попытался отшутится:

— Если у турецкого султана пропадет…

— Попался? — человечишко схватил меня за рукав, словно мелкого воришку поймал на базаре. — Ты давно у меня под колпаком! Я раскусил вашу шайку…

— Ну, знаете! — рассердился я.

— Кар-р! — на перилах балкона сидела Клара.

— Вот! — торжествующе закричал толстяк. — Сообщница. Ты научил ее воровать!

Я выдвинул ящик стола, в котором лежали Кларины побрякушки и ценности.

— Смотрите, вашей дорогой серьги нет. Может, вы сами ее где потеряли?

Толстяк покраснел и зашмыгал плоским носом.

— Знаете что? — он потянулся к ящичку, зацокал оценивающе: — Тут тысячи… три-четыре будет… Никто не приходит?.. Слушайте, — глаза его холодно гипнотизировали меня, а губы масляно растекались по потному лицу, — слушайте, дорогой мой, зачем вам лишние хлопоты? Продайте мне вашего вороненочка. Я человек практичный, дивиденты с меня будете получать…

— Сколько? — как можно ласковее спросил я, примериваясь, как бы половчее ухватить динозавра за шиворот.

— Договоримся! — радостно прыгнул его живот под тенниской. — Как ворона будет работать. Мы ее…

— Вон! — я крутанул его лицом к двери и — в общем ко мне он больше не приходил. Жаловаться — жаловался.

Я решил, что Клару надо отвезти в лес, но все тянул и тянул: жалко было расставаться с этой умной чертовкой и проказницей.

Выручил меня Саня Лунев, мой однокашник.

Как-то нечаянно столкнулись мы у магазина, разговорились, я пригласил его к себе. Правда, дома у меня была срочная работа — обещал завтра вернуть на завод чертежи. Я извинился перед Саней:

— Займись пока Кларой, а я быстро освобожусь.

— Кем? Кем? — удивился Саня, оглядывая пустую комнату.

— Клара! — открыл я дверь на балкон. — Клара! У нас гости!

Клара любила гостей, ей всегда перепадало какое-нибудь лакомство и, видимо, Кларе очень нравилось быть в центре внимания, нравилось удивлять людей своими способностями. Клара была не лишена тщеславия.

— Клара! Ну, где ты?

— Кра-а! — влетела она в комнату.

— Ух, ты! — вскочил с кресла Саня. — Чистый номер!

— Знакомьтесь. Я пошел…

Ровно через час я вышел к ним: Саня держал в руках открытый коробок спичек, а Клара ловко выкидывала их на пол.

— Понимаешь, старик, — Саня взволнованно заходил по комнате, — просто удивительно! Феноменально! Не птица — гений! Пока ты занимался, мы научились считать до семи, складывать — «мама», «папа». Все на лету схватывает.

— Как же иначе. Она — птица…

— Вот-вот, просто феноменально! — не понял моей шутки Саня.

— Могу подарить! — сделал непроницаемое лицо я.

— Шутишь?

— Пожалуйста, забирай. Только предупреждаю тебя…

— Ура! — подхватил Клару с пола Саня. — Я из нее сделаю настоящую артистку!

— Насколько я знаю, Саня, Александр Лунев, работает сантехником, укрощает с большим успехом санузлы и трубы…

— Ирония вам не к лицу, милейший мой друг, ваш Санька Лунев давно уже выступает со своими сольными номерами в цирке.

— Правда?! — удивился я.

— Конечно, — Саня поднял Клару на руке. — Скажите, мисс Клара, желаете ли работать вы с Луневым Александром?

— Кар-кар, — слетела с руки Клара. — Кар-кар. — Она подняла коробок с полу и взлетела на плечо Сани.

— Сговорились уже…

— Ага, — кивнул головой Саня, — с полуслова понимаем друг друга. Значит, так: через полгода приглашаю вас, — Саня церемонно поклонился мне, — на мою премьеру. Жду!

…Через год я читал по всему городу афиши: «Новая программа Александра Лунева «Магия и волшебство вороны Клары».

Родная земля

Над густыми высокими травами долгую ночь летит тонкая звень: динь-динь… Это кузнецы-кузнечики бьют серебряными молоточками по наковаленкам: куют росинки. Неумолкаемая веселая работа! Динь-динь-динь… До утра надо не одну тысячу успеть…

Утро. Восходит солнце, и кусты, травы — весь луг до окоема оживает трепетным мельканием огоньков. Горит роса.

Я ложусь в траву и смотрю на росинку, что искрится у меня перед глазами. Из ее голубой таинственной глуби выплывают облака, кони, деревья… До чего ж искусны ночные мастера! В хрустальной чистоте отковать, отшлифовать капельку солнца. Да так, чтоб весь мир уместился в малой малости…

Утро чудное. Воздух густ и прян запахами воды, трав, цветов. На деревне поют петухи, мычат коровы, скрипит колодезный ворот…

Тетя Катя выходит из покосного шалаша, смотрит на небо, щурится от солнца, улыбается. Потом садится на корточки, проводит рукой по траве и — умывается… росой.

Она небольшого роста, худенькая, словно девчонка, ровесница мне. Лицо у нее чистое, молодое, глаза луговые тихие, на разговор же быстрая.