Ночью подморозило, а небесная канцелярия расщедрилась на внеплановый завоз снега, будто его и так за зиму мало навалило. С утра сугробы, громоздившиеся во дворе, щеголяли пушистыми обновками. Снежный мех укрыл и сгладил их посеревшие ввалившиеся бока, залечил уродливые раны-проталины, следы недавней оттепели. Скамейки обзавелись мягчайшими подушками — стерильно-белыми, как и положено в больнице. Они манили присесть, но воспользоваться приглашением никто не спешил: двор пустовал, не считая одинокого дворника. Вооружившись широченной дюралевой лопатой на длинном держаке, он чистил дорожки: шкряб-шкряб! Работал дворник без спешки, с душой: позади него оставался чистый асфальт, шершавый и не слишком скользкий. Здесь вам что? Здесь вам институт патологии позвоночника и суставов, понимать надо. Не дай бог, поскользнется бедолага-пациент, сломает себе что-нибудь — чини его потом по второму разу!
Расходов-то — караул!
Сам дворник словно сошел со старой картинки: ватник в заплатах, теплые стеганые штаны заправлены в валенки, на руках — грубые рукавицы, на голове — лохматый треух. Разве что борода подкачала: вместо окладистой «лопаты», конкурентки той, из дюраля — несерьезная клочковатая поросль.
Но если смотреть со спины — все в порядке.
Вере нравилась работа дворника. Нравился шкряб-шкряб, приглушенный оконным стеклопакетом. Звук задавал ритм, успокаивал, от него клонило в сон. Двор Вере тоже нравился. Торчавшие из сугробов ветви кустов больше не выглядели голыми и жалкими прутиками, как вчера. С материнской заботой снег укутал кусты и разлапистые ёлки возле забора, накрыл шапкой деревянную крышу беседки, превратил из крыши в купол. Когда выглядывало солнышко, все начинало блестеть, искриться, переливаться. Накатывало чувство праздника, будто опять Новый Год, ждите подарков.
Вот подарки, подумала Вера. Двор, дворник. Кусты. Ёлки. Беседка. Лопата. Я и не знала, что это подарки. Подарки — не отдарки? Ну, это как получится.
За спиной раздался мягкий шелест открывающейся двери. Удивительное дело, здесь двери совсем не скрипели. С сожалением, удивившим ее, Вера прекратила глазеть в окно и развернула кресло одним плавным движением. Медсестра принесла завтрак. Стройная, высокая, в тщательно наглаженном халате цвета январского неба, в шапочке «пирожком», лихо заломленной набекрень, сестра походила на бойкую Снегурочку. Румяные оладушки со сметаной, чай с сахаром и лимоном, печенье — кормили в больнице вкусно. Не так, как дома, но Вере нравилось. И палата отдельная. Вообще-то палата была на двоих, но Ксюшу вчера выписали, и счастливые родители увезли ее домой. Ксюша, на год старше Веры, упала, катаясь на лыжах с горки. Налетела с разгона на пень, спрятавшийся под снегом. Ксюше сделали операцию две с половиной недели назад. Из палаты она вышла сама. Да, на костылях, но
— С тобой тоже все будет хорошо! — пообещала Ксюша на прощанье, обменявшись с Верой телефонами.
Все будет хорошо, подумала Вера. Она имела в виду не операцию. Все будет хорошо. Ждать осталось недолго.
Геннадий Яковлевич будет присутствовать на операции, сказала мама. В качестве консультанта. Ольга Константиновна — тоже очень хороший хирург, ее Вайнберг порекомендовал. Она прекрасно справится. Вера вспомнила, как улыбнулась маме и сказала: «Конечно, справится!» Доктора Вайнберга было жалко, он Вере нравился. Доктор ни в чем не виноват, просто иначе не получалось, а теперь получится. Рука у доктора заживет, Вера нарочно спросила об этом у зеркальца под «всей правдой». Кости срастутся правильно, и Геннадий Яковлевич снова будет оперировать.
Она уже допивала чай, когда рядом требовательно мяукнули. Момент появления Арлекина в палате Вере ни разу не удалось отследить. Вот только что его не было, а вот уже есть! Мама с папой только диву давались, откуда берется кот в больничной палате — ладно еще, в квартире! — и куда исчезает? Вера удивлялась вместе с ними, не желая расстраивать родителей. На глаза врачам, медсестрам и санитаркам, прибирающим в палате, Арлекин не попадался, и папа с мамой дали клятву хранить «большой кошачий секрет». Хорошо, что в палате имелся умывальник: Вера в свою очередь заверила родителей, что моет руки после каждого визита рыжего гулёны.
Ага, с мылом, как же иначе?
Достав припрятанную с ужина половинку куриной котлеты, Вера разломила угощение на кусочки и показала Арлекину. Кот мягко запрыгнул на колени, принялся аккуратно есть прямо с руки, щекоча ладошку шершавым языком. Когда с котлетой было покончено, он свернулся клубком на коленях и скосил на девочку блестящий глаз: «Гладить будешь, или как?»
— Конечно, буду! — засмеялась Вера.