Свет мой, зеркальце…

— Не люблю грейпфруты! — Вера чихнула, потешно сморщив носик. — Про грибы давай!

— Температура у тебя какая?

С колоссальным трудом Ямщик обуздал ураган бесполезной информации, вклинившись с нормальным, человеческим вопросом.

— Тридцать шесть и три!

— …Рекомендованы лук и чеснок… куриный бульон… творог… Следует воздержаться от алкоголя, газированных напитков, орехов, фаст-фуда… Про грибы — ничего! Ни рекомендаций, ни противопоказаний.

Он и сам был удивлен: впервые на вопрос Верунчика не нашлось однозначного ответа.

— Если противных показаний нет, значит, можно!

— Можно, — пожал плечами Ямщик. — Все, что не запрещено, разрешено.

— Вот! Я так Поле и скажу!

С детской непосредственностью Вера резко сменила тему:

— А ко мне новый доктор придет знакомиться! На той неделе, во вторник.

— Рецепт на грибы выпишет?

— Мама сказала, это очень хороший доктор! Он мне операцию делать будет! Но сначала хочет познакомиться. Незнакомым девочкам операции делать не положено, да?

Сакраментальное «Свет мой, зеркальце, скажи…» не прозвучало, и Ямщик смог проигнорировать вопрос.

— Доктор Вайнберг, значит, — задумчиво пробормотал он.

— А ты откуда знаешь? Ну да, ты всё на свете знаешь! — Вера, актерствуя, хлопнула себя ладошкой по лбу. — Доктор Вайнберг сделает мне операцию, и я стану как ты!

В дополнительных пояснениях Ямщик не нуждался. «Как ты» означало не всеведенье. После операции Вера встанет на ноги, сравнявшись в этом со своим подвижным отражением. Но для Ямщика в словах девочки крылся иной, подспудный смысл. «Стану как ты» — не значило ли это, что Вера, сама того не ведая, предрекла собственную судьбу? Оригинал станет отражением, а отражение…

— После операции я буду ходить! Ведь правда, буду?!

На миг Ямщику почудилось: радостное возбуждение вот-вот поднимет Веру на ноги без всякого хирургического вмешательства. Сейчас вскочит и побежит! Надо ее успокоить, после гриппа вредно волноваться, температура подпрыгнет…

О ком печёшься, Ямщичок? О ней? О себе?

— Ты уже спрашивала, — как можно мягче напомнил он.

— А я еще хочу! Я тебя сто раз спрошу! Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: я буду ходить после операции?!

Он хорошо понимал Веру. Пообещай ему самому кто-нибудь авторитетный, что скоро он вернется домой из постылого зазеркалья — Ямщик с жадной радостью выслушал бы подобные заверения десять, сто раз кряду, ловя каждое слово! И не надоело бы. Точно, не надоело! Пусть ребенок порадуется. Тем более, вариантов все равно нет: отвечать придется, хочешь, не хочешь…

Виртуальное зеркало рассекли изломы трещин. Превратили в мозаику осколков, в безумную круговерть…

Что это?!

…Вера в инвалидном кресле. Вытянувшаяся, угловатая девочка-подросток хмуро смотрит в сторону, слушая кого-то, стоящего рядом. Слов не слышно, но они и не важны, потому что кресло! Инвалидное кресло. Да, другое, самобеглое, с электроприводом: немецкая моторная коляска «TDX SP Invacare» о шести колесах, с изменяемой геометрией…

Да хоть с вертикальным взлетом! К этому времени Вера должна уже ходить. Бегать! Прыгать! Он же сам видел…

…Женщина в строгом деловом костюме восседает во главе Т-образного стола. Вера, ты?! Сколько тебе? Тридцать восемь? Сорок? Что это — офис компании? Банка? Вера жестко рубит воздух рукой, словно саблей. Глаза мечут молнии — не озорные и ехидные, как раньше, а колючие, опасные. Люди за столом вжимают головы в плечи, прячут взгляды. Повинуясь резко упавшей на стол ладони, торопливо встают, спешат к выходу. Вера ждет, пока все покинут зал совещаний, и лишь тогда касается пульта, приводя свое мотокресло в движение…

…Шевелятся мягкие, красиво изогнутые губы. Импозантный блондин с модной челкой шепчет что-то ласковое, возможно, даже проникновенное. Он на руках вносит Веру — девушке на вид лет двадцать пять — в спальню. Половину комнаты занимает роскошная кровать под балдахином с кистями. Такие Ямщик видел только в музеях да в кино. Блондин несет Веру к кровати бережно, как фарфоровую китайскую вазу эпохи Мин. Невеста и жених? Молодая жена в объятиях мужа? Ноги Веры свисают безвольно, как неживые — слишком тонкие, слишком сухие. Этого не скроешь ни ажурными чулками, ни модельными туфлями из крокодиловой кожи. Вера обнимает блондина за плечи, прижимается щекой к его груди. На лице — улыбка, в глазах — тоска…