Так что, все дело просто в небольшой смене отношения — и ведь это так просто, как только это становится частью самого вашего видения. Каждый уникален; каждый таков, каков он есть и каждый должен быть таким, каков он есть. Незачем становиться кем-то другим, только чтобы быть принятым; вы уже приняты. Вот что я называю уважением к индивидуальности, уважением к людям — таким, какие они есть.
Все человечество может стать таким любящим и радостным миром, если мы научимся принимать людей просто. Но пока мы на это не способны.
Жена и так и сяк пытается втолковать мужу, каким он должен быть. Муж в свою очередь учит жену, какой должна быть она. Оба сообща объясняют детям, как жить правильно.
Как-то я останавливался в одной семье, и я спросил мальчика, который устроился возле меня:
- Кем ты будешь, когда вырастешь?
Он ответил:
- Не знаю. Наверное, развалюсь на части.
Я удивился:
- Почему?
Он сказал:
- Мама хочет, чтобы я стал врачом. Папа хочет, чтобы я стал инженером. Дядя хочет, чтобы я выучился на артиста. Но никто не спрашивает, кем хочу быть я. Я просто хочу быть плотником, потому что мне нравится дерево, и я хочу играть с деревом и делать из него всякие штуки. Но я не могу им это сказать, потому что они будут смеяться: «Ты дурачок! Мы тебе говорим о врачах, об инженерах, об артистах, а ты хочешь стать каким-то плотником!»
Но если этот мальчик станет врачом,то он будет несчастен. Если он станет инженером, он будет несчастен.
Я слышал историю об одном выдающемся хирурге, прославившемся на весь мир. Пришло его время выходить на пенсию. Ему было уже семьдесят пять,но никто из молодежи не мог с ним потягаться в операционной — семьдесят пять лет, а руки у него были все еще твердые как сталь.
И вот он выходил на пенсию. Собрались все его друзья и коллеги. Закатили пир горой,песни и пляски. Но сам хирург сидел в углу с кислой миной на лице. Кто-то спросил его:
- Не время печалиться! Все радуются за тебя — почему бы тебя не порадоваться вместе с нами?
На это хирург ответил:
- Сейчас для меня как раз самое время печалиться. Я ведь никогда не хотел быть хирургом, но всю свою жизнь я потратил впустую в операционной. И пусть я стал величайшим хирургом в мире, но радости мне от этого никакой. Я мечтал танцевать, и даже если бы я танцевал на улицах городов,то и тогда это было ближе моему сердцу.
Так пусть же люди будут самими собой. Помогайте им быть теми, кем они хотят быть. Никогда ничего никому не навязывайте. Это и есть то самое уважение к человеку.
Вопрос первый:
На самом деле, любви, преданности даже легче возникнуть, если вы меня живьем никогда не видели. Такая любовь будет гораздо более чистой, более безоговорочной и менее личностной. Видеть меня, быть со мной и при этом любить меня со всей тотальностью гораздо сложнее.
Это происходит потому, что наши умы воспитаны таким образом, что нас всегда переполняют ожидания. Если я соответствую вашим ожиданиям — хорошо; но если я не соответствую вашим ожиданиям, то ваша преданность и ваше доверие начнут колебаться. И если речь идет обо мне, то я просто не могу соответствовать вашим ожиданиям. Если я буду обращать внимание на все, что вы от меня ждете, то я не буду тем человеком, который поможет вам вырасти. Ваши ожидания будут удовлетворены, а вы останетесь прежними, не познав новизны открытий.
Моя задача не состоит в том, чтобы поддерживать ваш ум. Моя задача состоит в том,что вознести его на запредельные высоты.
Но вам мешают ваши же ожидания. Вы ждете чего-то всю свою жизнь — в самых мелочах, бессознательно. И когда что-либо противоречит вашим представлениям, вам и в голову не придет подвергнуть сомнению верность ваших представлений — разумеется, что не прав кто-то другой.
Эта история приключилась, когда я гостил в одной джайнской семье... Было уже, наверное, часов шесть вечера. На встречу со мной приехал старик, отец женщины, владевшей домом, в котором я остановился. Помните, что для джайнов шесть вечера — это уже почти что самое крайнее время для ужина. Как только солнце садится, есть уже нельзя.
Я собирался понежиться в ванной и только затем пойти ужинать, но поскольку этот старик прибыл издалека, и ему было уже почти девяносто пять лет, то я сказал слугам: