Читаем Свет на вулкане полностью

Ирина выбежала из воды, бросилась на гальку рядом; издеваясь, стала рассказывать о неуклюжих горе-спасателях, которые вдвоем не смогли догнать ее на лодке.

И тотчас начали подходить Иринины знакомые. То это были два тощих, коротко остриженных парня в черных очках, со «Спидолой» («Физики из Универа», — объяснила Ирина), то пожилой джентльмен в шортах и соломенной шляпе.

«Ну как, разрешили?» — спросил он.

«Да. Почти контрабандой. На днях уплываю, — ответила Ирина, — надоело экспериментировать в аквариумах!»

Джентльмен с сомнением покачал головой.

«Ни пуха ни пера!» — Он поклонился и пошел дальше по берегу.

Ирина задумалась, помрачнела, подняла с полотенца свои большие мужские часы с металлическим браслетом.

«Майк, я пойду. У меня еще много дел. Проголодаешься — гони сейчас же домой и сама пообедай».

И она ушла.

Больше никто не подходил. Мальчишки вытаскивали из прибрежных вод морские звезды, взрослые чинно купались и загорали, и спасателям на своей лодке некого было больше загонять обратно за линию буйков. Без Ирины все стало обыкновенно. И Мае уже неинтересно было мечтать о том, что предстоит ей узнать и совершить во второй половине двадцатого и начале двадцать первого века.

Она лежала и, хмурясь, думала о своем сегодняшнем дне, о том, что учиться на очном отделении целых пять лет и жить на одну стипендию будет трудно, даже невозможно, потому что надо еще помогать десятилетнему братишке Леньке, который остался жить у бабки, да и самой бабке обязательно надо помогать.

С тех пор как Мая и Ленька осиротели, Ленька постоянно жил под Артемом у бабушки, а Мая все скиталась по больницам и детским домам. Хоть за Леньку была спокойна. Теперь бабка стала совсем старая — наверно, лет около семидесяти, — и Леньку прокормить ей было, конечно, нелегко…

С Ириной Мая познакомилась совсем недавно — в начале вступительных экзаменов. Устроиться в общежитии не удалось. И вот когда Мая уснула поздно вечером на двух стульях в коридоре института, ее разбудила высокая черноволосая девушка…

И сейчас у Маи потеплело на сердце. Она вспомнила, как шла тогда по Владивостоку обратно домой. Погода начала быстро портиться, а она все думала о черноволосой незнакомке со смеющимися глазами, которая привела ее в свой дом, как родную сестренку.

Тогда, придя с пляжа, она, не чувствуя никакого стеснения, умылась пресной водой из-под крана и с аппетитом пообедала.

А на следующий день Ирина позвонила домой из лаборатории и сказала, что через десять дней студентки первых курсов рыбвтуза, в том числе и все поступившие, могут, кто хочет, поехать на путину сайры до первого октября — начала занятий.

И Мая тотчас побежала под дождем в институт и записалась одной из первых на тот самый южно-курильский остров, куда давно уже готовилась ехать Ирина, правда, совсем по другому поводу — в научную командировку.

И вот теперь до отплытия парохода оставалось еще целых два дня. Без Ирины квартира была все-таки чужой. Маятник усатых часов все так же уныло мотался в своей стеклянной клетке. А дождь все лупил и лупил по крышам и мостовым.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дождь не прекращался и когда громадный старый пароход «Кулу» шел Японским морем, и когда на третьи сутки пути вплыл через пролив Лаперуза в Охотское.

Низкие тучи почти касались хмурых бугров океана… Ледяные поручни трапов, скользкие, мокрые палубы — от одного взгляда на всю эту мокрядь становилось гриппозно и сиротливо.

Но и первый день и второй Мая, как притянутая, почти беспрерывно простояла у самого борта на нижней палубе. Ей не хотелось укрываться в сумрачной глубине судна — в твиндеке, где было и тепло и сухо, где в два ряда, оставляя между собой лишь узкий проход, тянулись двухэтажные полки, как в жестком железнодорожном вагоне. В твиндеке № 5 было не меньше шестидесяти коек, и, наверно, столько же было в твиндеке № 4 и твиндеке № 3. Все они были набиты студентками.

В твиндеке № 1 находились матросы. В твиндеке № 2 — солдаты.

На второй день матросы с гитарами и аккордеонами просочились группами и по одному в твиндеки № 3, № 4 и № 5, и начались бесконечные ухаживания, песни и даже танцы в проходе. К Мае, слава богу, никто не приставал.

Она смотреть не могла на эти подмигивания матросов, невольное кокетство студенток, на то, как какой-нибудь матрос, аккуратно отвернув угол постели, бесцеремонно садился в ногах спящей девушки, преувеличенно громко вздыхал и обращался к окружающим:

— Як вы разумиете, чи замужем она, чи нет?

И все почему-то смеялись, особенно когда спящая испуганно открывала глаза.

Солдаты в твиндеки студенток не проникали, явно отдавая себе отчет, что их скромная форма не идет ни в какое сравнение с матросской, но с той минуты, как Мая поднялась на палубу, она поняла, что уж здесь ей покоя не будет.

— Девушка, дорога длинная, давайте познакомимся?

— Девушка, чего вы все стоите здесь на ветру, идемте в гости в наш твиндек.

— Девушка, а хотите, угадаю, как вас зовут? Клава? Нет?.. Ну тогда Настя?

— Слушайте, — не оборачиваясь, отвечала Мая, — неужели вам самим не стыдно задавать такие глупые вопросы?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература / Проза для детей
В тылу врага
В тылу врага

Повесть посвящена последнему периоду Великой Отечественной войны, когда Советская Армия освобождала польскую землю.В центре повествования — образ Генрика Мерецкого. Молодой поляк-антифашист с первых дней войны храбро сражался против оккупантов в рядах партизанских отрядов, а затем стал советским воином — разведчиком. Возглавляемая им группа была заброшена в тыл врага, где успешно выполняло задания командования 3-го Белорусского фронта.На фоне описываемых событий автор убедительно показывает, как в годы войны с гитлеровскими захватчиками рождалось и крепло братство по оружию советского и польского народов.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык

Фантастика / Приключения / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза / Прочая документальная литература / Документальное