И невидимые приставалы сконфуженно отходили. Только один голос зло огрызнулся:
— Кому ты нужна, пигалица такая!
«Наверно, никому, — чуть не ответила Мая, упорно глядя на холодный и пасмурный мир, в котором неуклонно скользил корабль. — Будь я даже красивая, как Ирина, я не могла бы кокетничать с ними и смеяться их глупым шуткам, как смеется сейчас она там, в твиндеке».
И ей снова вспомнился суровый вечер отплытия. Как шумел освещаемый внезапными огнями порта все тот же дождь. Как они, студентки, собрались к десяти часам вечера на причале в огромном темном пакгаузе с раскрытыми воротами. В ворота знобко дуло ночью, дождем и морем.
Духовой оркестр, присланный на проводы крайкомом комсомола, тут же, в темноте пакгауза, без конца играл мелодии популярных песен:
А судно все еще не подходило, все грузилось где-то в порту. Родители, пришедшие провожать дочерей, начали волноваться, бегать к начальнику порта.
Устав поглядывать в раскрытые ворота пакгауза, многие девушки уже начали доставать из чемоданчиков и авосек еду, приготовленную в дальнюю дорогу, и с аппетитом принялись уминать бутерброды. Оркестр постепенно смолк.
Лишь к началу первого ночи в воротах неожиданно показался и стал медленно наплывать, заслоняя портовые огни, черный силуэт высокого пароходного носа.
Это и был долгожданный «Кулу». Толпа девушек зашевелилась, многие вскинули на спины тяжелые рюкзаки, стали прощаться с родными.
Но судно еще полчаса нудно пришвартовывали к причалу, спускали неуклюжий двухмаршевый трап.
Представитель крайкома, с досадой обнаружив, что оркестр незаметно разошелся по домам, объявил посадку.
«Куда вы, девочки? На Курилы? — кричали снизу швартовщики в блестящих, промасленных робах торопливо взбегающим по трапу девушкам. — На Курилах пеленок нету!..»
А ледяной дождь сек прямо по глазам. И фонарь на причале со скрипом раскачивал отсыревшую ночь.
Где-то на рейде начала припадочно вскрикивать сирена.
«Там только медведи да нерпы!» — продолжали пугать промокшие швартовщики. И все же их грубые голоса были единственным теплом в этой тревожной ночи, начинающей неизвестную жизнь.
Потом на причал быстро въехали крытые грузовики, один за другим оттуда стали выскакивать и взбегать по трапу вооруженные матросы. Следом с песней подошла колонна солдат.
И лишь после погрузки солдат из здания морвокзала быстро привели прочих пассажиров… Их было немного. Геологи с теодолитом, толстая тетка с узлами и ящиками, какой-то бородатый парень, семья с плачущими детьми.
Но и потом «Кулу» почему-то все стоял у пустого причала. И Мая с Ириной, получив вслед за другими девушками у хмурой пароходной кастелянши причитающиеся постельные принадлежности, постелились на своих полках в твиндеке № 5 и, не дождавшись момента отплытия, уснули.
…Мая зябко натянула тесный капюшон синей синтетической куртки до самых бровей.
— Девушка, извините, можно поговорить о жизни?
Мая обернулась.
Худенький, невысокий солдат, примерно ее ровесник, стоял рядом, облокотясь о борт.
— Я давно уже стою здесь и наблюдаю за вами. Вы тоже любите романтику моря?
— Да, — ответила Мая, — а что?
— Дождь, туман… Все в твиндеки забились. А мне погода нравится. Правда, если б не туман, там, справа, мы, наверно, увидели бы Японию, остров Хоккайдо. Но, в конце концов, все это и так интересно, ведь правда?
— Правда. А вы куда едете?
— Не знаю, — ответил солдат. — Куда привезут.
— Тяжело служить в армии?
— Я же сказал вам, что все это, в конце концов, интересно. Новые люди. Новые места… — Он помолчал. — В армии понимаешь, что такое дружба, без слов.
— Это здорово! — сказала Мая.
— Мы в свободное время английский язык изучаем, — почему-то сообщил солдат. — И знаете, кто в нашей роте кружок ведет?
— Кто?
— Я! — с удовольствием признался солдат. — А всё почему? Потому, что когда учился в средней школе, к нам приехал новенький, который раньше учил немецкий, а тут — английский. Учительница и говорит: «Кто возьмет над ним шефство?» — «Я», — говорю я. «Вы же сами, Ильченко, с двойки на тройку перебиваетесь!» — «Ну и что? — говорю. — Берусь — значит, выучу». И правда, занимаясь с ним, я стал серьезно разбирать правила и отлично выучил язык сам. Это я к тому говорю, что в жизни все можно сделать, если к этому есть интерес.
Солдат сам оказался любопытным человеком, и Мая прослушала его до ужина.
Она узнала, что зовут его Лева Ильченко. Что он хочет быть вычислителем на счетных машинах. Что он собирает и хранит все билеты от театров, которые посещал, и все железнодорожные, авиа и пароходные билеты, чтобы по ним всегда можно было вспомнить, где был.
Потом Мая спустилась ужинать в пароходную столовку самообслуживания, а солдатик, топая сапогами по железной палубе, побежал в свой твиндек (солдаты питались отдельно).
Съев рисовую кашу со свининой и выпив чаю, Мая поднялась из душной столовой на палубу. На мачтах и в иллюминаторах уже затеплелись огни.