Читаем Свет на вулкане полностью

— Это меня целуй! — заметил Ковынев, жадно перебирая покрывающуюся косыми штрихами ленту эхолота. — Под килем косячок центнеров на двести… Здесь, у пролива, смешиваются воды Охотского моря и океана, затишье… Соображаешь?

— Соображаю. Чего ж вы не включаете? Включайте скорей!

— Не торопись. Не замуж. Пусть рыба накопится! — строго сказал Ковынев.

Капитан включил все люстры, скомандовал: «Малый вперед!»

Когда Ирина, завязав под подбородком тесемки широкополой зюйдвестки, вышла под дождь на правое крыло мостика, она увидела, что громадная стая сайры уже густо клубится вокруг сияющего огнями «Космонавта».

Теперь надо было без помощи сети переместить всю эту рыбу из океана в трюмы сейнера.

Наступил решающий момент, первый итог трехлетних расчетов, неудач, опытов в аквариумах института…

Прозвучал перезвон аврального сигнала.

— Полундра! — завопил с мокрой палубы тралмейстер. — Мостик, гасить левый!

И погасли люстры на левом борту. Погас прожектор.

Рыба вся перешла под рабочий правый борт. Уже можно было опускать электроды. Все зависело теперь только от нее, от Ирины. Палыч и Ковынев тоже вышли на мостик. Она спиной ощущала их присутствие.

— Ну, Сергеева… — Ковынев положил тяжелую руку ей на плечо.

И в этот миг узкий сноп ярчайшего света резанул по глазам, потом мощно прошел по тысячам выпрыгивающих рыб и медленно ушел по воде куда-то в темноту. Погас. И снова нагло ударил по стае у борта «Космонавта», снова повел в темноту…

— Ах, сукины дети! Прожектором рыбу перетягивают! — завопил Ковынев, хватаясь за поручни. — Хотел бы я знать, кто этим занимается! Снова «Дракон» или японцы?

— Какие еще японцы? Наши, — угрюмо сказал Палыч, подавая Ковыневу бинокль. — «Дракон» или «Нептун», больше некому.

По его команде на мачте включили прожектор и, пометавшись лучом в темноте, он нащупал подкравшееся судно, которое теперь зажгло боковые люстры с обоих бортов.

— «Нептун»! — сказал Ковынев, опуская бинокль. — Отдали рыбу. Ну, добро. Не робей, Сергеева. До утра еще далеко, найдем сайры. А эта им поперек горла станет. Видно, не поняли, кто проводил сегодня с «Космонавта» капитанский час.

А внизу, с палубы, собравшиеся у борта рыбаки орали в сторону «Нептуна»:

— Пираты!

— Тунеядцы тихоокеанские!

— Другой раз из ружей все люстры перецокаем!..

— Закон жизни, конкуренция, — неожиданно изрек Вадим, когда все вернулись в рубку и «Космонавт» средним ходом двинулся вперед.

— А ты бы помолчал! — жестко сказал Палыч.

— У них будет рыба, а у нас нет! — упрямо повторил штурвальный. — Верно говорю: закон жизни.

— Сопляк ты! — рявкнул Ковынев. — Стоишь у штурвала — стой и не рассуждай, а гляди в оба!

— А чего вы обзываете? — обиделся Вадим.

— Я бы тебе дал по заднице сейчас же, не будь здесь женщины, — доверительно сообщил Ковынев.

Палыч расстроенно заметил:

— Набрался тут от Городецкого разных законов жизни, умней всех сделался…

Вадим смолк.

Ирина взглянула на часы. Три сорок пять. Ночь перевалила на вторую половину.

— Попискивает… — робко подошел акустик.

Она схватила наушники, больно прижала к уху. Из косной, доисторической толщи воды, как из космоса, донеслись редкие одиночные сигналы: чирик-чир-чирик…

Минут через десять «Космонавт» снова нащупал стаю сайры и стоял над ней, сияя в ночи огнями всех люстр.

И снова по всем каютам, рубкам и коридорам раздался авральный перезвон.

— Эй, мостик! Гасить левый борт! — снова вопил с палубы тралмейстер.

— Палыч, миленький, выключайте левый! — торопливо сказала Ирина и побежала вниз по трапу на палубу.

Она чуть не сбила с ног Владимира Константиновича, который, отдуваясь, поднимался на мостик.

— Вы куда?

— Да из машинного. Проверял генераторы.

— Вам что, легче?

— Легче, легче… Вы бегите. Я за пультом постою.

— Большое спасибо! Я тогда побежала.

Она выскочила на палубу, как раз когда гасла последняя, носовая люстра левого борта.

Правый борт еще сверкал, и под ним море кипело и всплескивало от сотен выпрыгивающих сайр.

— Сколько будущих консервов! — встретил ее на баке тралмейстер.

— От и до! — подхватила Ирина и покосилась наверх, на мостик. Там на крыле высилась грузная фигура Ковынева.

С помощью тралмейстера она высунула с носа сейнера длинный деревянный шест — «выстрел», с конца которого свисал в воду стержень-электрод, подсоединенный к кабелю. Потом пробежала на корму. Там с таким же шестом наготове стоял спокойный Алексеич.

— Не боись, дочка, может, и получится…

Ирина похлопала его по плечу:

— Получится.

Погрузив кормовой электрод, она снова прошла вдоль всего правого борта к носу, сложила ладони рупором, крикнула на мостик:

— Владимир Константинович, вы у щита? Ток на электроды!

Ковынев обернулся, передал в рубку:

— Ток на электроды!

«Черт возьми! — подумала Ирина. — С палубы на мостик нет связи, орать приходится… Двадцатый век…»

— Сергеева, ток дан! — донесся сверху голос Ковынева.

— Лебедка, начинайте! — крикнула Ирина тралмейстеру.

Тот схватился за рукоятки, и умный механизм начал медленно поднимать с палубы толстую резиновую трубку с высовывающимся из ее отверстия латунным цветком с лепестками — положительным электродом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература / Проза для детей
В тылу врага
В тылу врага

Повесть посвящена последнему периоду Великой Отечественной войны, когда Советская Армия освобождала польскую землю.В центре повествования — образ Генрика Мерецкого. Молодой поляк-антифашист с первых дней войны храбро сражался против оккупантов в рядах партизанских отрядов, а затем стал советским воином — разведчиком. Возглавляемая им группа была заброшена в тыл врага, где успешно выполняло задания командования 3-го Белорусского фронта.На фоне описываемых событий автор убедительно показывает, как в годы войны с гитлеровскими захватчиками рождалось и крепло братство по оружию советского и польского народов.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык

Фантастика / Приключения / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза / Прочая документальная литература / Документальное