Свет над океаном

Саммерс почувствовал вдруг, что начинает мучительно краснеть: ведь собственный его отец, Саммерс-старший, тоже «чернь»! И он бунтовал, вернувшись без ноги из Кореи, — он требовал у правительства работы и хлеба, чтобы как-нибудь прокормить мать и маленького Джона. Они все втроём ходили на демонстрацию, и Джон, сидя на руках у матери, на всю жизнь запомнил тугую, словно палка, струю воды, которой полицейские хлестали по людям. Все побежали, а отец не мог бежать. Мать опустила маленького Джона, чтобы помочь отцу, и им досталось больше всех… И вот теперь он говорит: «чернь»… Нет, здесь что-то не так. Его отец закончил университет с отличием, но вместо того, чтобы работать инженером, два года работал слесарем в какой-то мастерской, а потом поехал в Корею, чтобы оставить там свою ногу, — история, каких сотни и тысячи.

А что видел он сам? Но, как бы там ни было, он жив и здоров, он получил какое-то место под солнцем и теперь готов драться за него. Разоружение? Эти коммунисты помешаны на разоружении! Конечно, недовольных всегда было и будет больше, чем довольных, и стоит только разоружиться, как они голыми руками, без всякого оружия расправятся с теми, кто что-то имеет. А что получится? На всех всё равно не хватит. Одни урвут побольше, другие — поменьше. Те, что урвали побольше, начнут потихоньку отбирать последнее у тех, кто урвал поменьше и… всё сначала? Ну, нет. Пусть всё останется так, как есть. Кто знает, что удастся урвать ему, Саммерсу, в подобной потасовке? Да и соберёт ли он после неё собственные кости? Нет, существующий порядок нужно охранять, время от времени попугивая коммунистов возможностью развязывания третьей мировой бойни. Конечно, делать это нужно аккуратно — лучше, всё-таки, не воевать. Но такова история, таковы её законы, и никто — ни один человек, ни одно правительство — не в силах оказать существенного влияния на естественный ход событий. Всё будет так, как должно быть, как предопределено, и единственное, на что способны люди — оттянуть роковой конец. Зачем? Уже сейчас накоплено столько расщепляющихся материалов, что введение их «в оборот» наверняка уничтожит биосферу. А дальше? Накопление это продолжается, с каждым днём для человечества всё меньше остаётся шансов на то, что хоть что-нибудь от него останется… Не лучше ли… теперь? Сейчас, немедленно? Современники будут проклинать его, потомки воздвигнут памятник… Подумать только: от него, Саммерса, от шеф-пилота Фишберга зависит судьба всего человечества! Они могут решить в любую секунду — быть или не быть жизни на земле, отделается ли человечество небольшим (конечно, относительно) кровопусканием, или…

Страшная это штука — космос! Страшная вещь одиночество… Тысячи самых нелепых, ужасных мыслей теснятся в голове, толкая на совершение поступка, после которого не может быть уже ничего. Человек будто заглядывает в пропасть, и безумное желание броситься вниз охватывает его с непреодолимой силой! Инстинкт самосохранения вступает в единоборство с этой силой, тащит назад, прочь от гибели, но…

Да, это будет единственно возможный выход из тупика, в который забрело человечество. Сплошная автоматизация вышвырнула на улицу новые миллионы рабочих, у пульта управления крупнейших заводов встали профессора и доктора наук, облачённые в спецовки, которые ещё несколько лет назад бесплатно выдавались каждому рабочему… Какое счастье, что ему с юношеских лет удалось сохранить своё увлечение космосом и спортивную форму! Теперь он…

— Приготовиться к атаке!

Саммерс вздрогнул. Что это?! Экспериментальный взрыв или… Или Фишберг, этот недобитый фашист, прочёл его мысли?

На экране — знакомые очертания выпуклой поверхности океана. Лёгкие тени облаков перемежаются с ослепительными «зайчиками» — солнце, прежде чем уйти «на покой», последний раз глядится в водное зеркало… Но что это за судно?!

До предела увеличив изображение, Джон разглядывает вблизи квадрата, куда через несколько секунд помчится страшная ракета, большой корабль.

— Стойте, шеф! — закричал Саммерс и тут же понял, что никакая сила не сможет уже предотвратить несчастья: с момента подачи команды автоматически включается машина, всякое вмешательство в работу которой может привести лишь к преждевременному взрыву и гибели экипажа.

«Что же будет?!» — молнией проносится в голове страшная мысль. А на смену ей тотчас приходит другая: «А разве не этого ты хотел всего несколько минут назад?»

Безумие…

— Спокойно, Джон! — нарочито бодрым тоном произносит Фишберг, но Саммерс понимает, что шеф-пилот цедит эти слова сквозь стиснутые зубы. Он, конечно, тоже увидал корабль… — Не думайте, что я действую по своей инициативе. Эксперимент запланирован ещё там… Но я ставлю сто против одного, что это какие-нибудь демонстранты. Их давно уже следует проучить, чёрт побери! Лучше приготовьтесь, осталось… семь секунд!

Да, нужно приготовиться — инстинкт самосохранения вдруг властно заговорил в мозгу Джона, заглушив все остальные мысли и чувства. Сейчас сработает катапульта, резкая перегрузка вырвет из организма сознание.