Свет небесный

Вновь думы разбегаются мои,
как резвые отары по нагорью.
Попробуй-ка их вместе собери, —
как кудри, жизнью вырванные с болью.

Не кинешься им вслед вперегонки,

и не удержишь, будто плоть, в неволе.
Подпрыгивая, к берегу реки
они спешат, как перекати-поле...

Вершит свой путь, всему наперекор,

времён нерасторжимых вереница.
И зло грозит добру, и до сих пор
людей по странам развела граница.

А думы всё — о новом, светлом дне,

в нём — сокровенные мои заботы,
судьба его небезразлична мне,
как птице в синь манящие высоты.

И от степей и до Уральских гор,

охватываю мыслью мир зелёный,
и непрерывен, зорок мой дозор,
и чуток слух...
И в тишине бессонной
всё думаю о страждущей Стране,
о днях былых и о грядущем дне...

* * *

Твой взгляд —
и жаркий, и молящий...
Движенье пальцев по щеке...
Каким оно нам мнилось,
счастье,
у тех излучин на реке?..

Как мы дерзали...

Как хотели
дождаться солнечных минут...
И как мечтали
о метелях,
что наши беды заметут...

И всё

о чём-то нам вздыхалось...
Всё что-то грезилось в тоске...
А счастье?..
Видно, там осталось,
у тех излучин на песке...

* * *

И суета, и тяжба с мелочами,
и нервность —
всё осталось позади...
Как птиц,
надежды с ранними лучами
на волю выпускаю из груди.

Они взлетают,

затевая танцы, —
стрижи, кукушки, ласточки, скворцы,
поют синицы, —
юности посланцы, —
улыбчивую песню: ци-ци-ци...

И соловей безудержен, неистов,

рванулся —
петь все ночи напролёт,
не заглушая мелодичных свистов,
не выдвигаясь из певцов
вперёд...

Какой ансамбль,

хор, — ежели хотите, —
вот красота, вот истинный уют...
Прислушайтесь на миг,
не проходите,
надежды-птицы те для вас поют.

* * *

Наложил он на имя запрет,
не открылся другим поколеньям...
«Неизвестный армянский поэт» —
начертали под стихотвореньем.

Понимаю певца до конца,

утверждал он, той памяти стоя:
важен стих, а не имя творца;
подвиг сам, а не имя героя...

А бывает — отнюдь не секрет —

имя есть, и награды, и званья,
но, однако, ни капельки нет —
божьей искры, азарта, призванья...

* * *

Немощна, ворчлива, бледнолица...
Спутница совсем не по летам,
мысль — пора бы мне угомониться —
наступает, ходит по пятам.

Не лихачу, не гоню по трассе,

на руле — спокойная рука,
зорок глаз... Но много ли в запасе
остаётся дров и огонька?

Опыт мне подсказывает сразу:

порох, мол, в пороховницах есть, —
всё ещё при мне — душа и разум,
и пока не заржавела честь.

Не пришла пора угомониться

и себя покоем окружить.
И покуда будет сердце биться,
мне с любовью велено дружить.

* * *