Свет ночи

— Геннадий, — попросил я, — давайте по порядку. Первый раз — Чечня, второй — Африка, третий…

— Третий… Поздышев, тормози! Не видишь — переход! Задавишь эту дуру с коляской, министерству обороны платить придется…

— Оно не обеднеет, — сказал Поздышев.

— Не обеднеет, но ты-то в тюрьме будешь сидеть, Поздышев. Третий… Нет, подождите, четвертый — это точно вторая чеченская, на штурмовике было дело… Поехали, Поздышев, поехали, что ты на эту дуру уставился, ну, согласен, фигура хорошая, согласен… Пятый, пятый уже Грузия, нас сбили свои, да, а вот третий раз…

— Третий раз вас сбили в Судане, — подсказал Поздышев.

— В Судане? А, да-да, в Судане! Это, кстати, Поздышев тоже в Африке. Но тогда я не был за штурвалом. Тогда я просто сидел в кабине пилотов, ла-ла-ла, а тут… Была жесткая посадка. Весь груз разворовали. А потом выяснилось, что все подстроили. Договоренность с местным царьком. Ему груз, а он разрешает следующим самолетам летать через его пустыню. Ужас там вообще был, ужас… Но все это меркнет в сравнении с нашей теперешней ситуацией. Она, Роман Антонович, просто аховая. Штопор. И катапульта не работает…

Мы выехали из городка, проехали мимо окруженного темными елями памятника солдату с автоматом на груди, повернули направо, объехали вокруг памятника, вновь въехали в городок. Поздышев переключал передачи со скрежетом, ожесточенно топтал педали.

— Ты опять поворот промахнул, да, Поздышев? — сказал майор. — С тех пор как тебя поповна отшила, ты даже мимо ездишь, как будто ты… Эх, не знаю, что тебе сказать! Тебе надо лечиться, Поздышев. Лечиться!

— А я лечусь уже. — Поздышев набычился, уши его покраснели. — Вот пойду в клуб сегодня, окончательно вылечусь.

— В клуб ты пойдешь? В какой? Ты что, солдат? Ты на службе! Вот, понимаешь… Вот здесь поворачивай, вот здесь. Ну, наконец-то!

9.

На стоянке перед воротами кладбища полицейский «уазик». Поздышев сделал круг, остановился.

— Ну, приехали, Антон Романович, — сказал майор. — Мы вас ждать не будем, меня командир вызывал … До свиданья, Антон Романович, до свиданья!.. — он ловко просунул руку между своим сиденьем и задней дверцей, повернул ручку, дверца открылась. Я вытащился из машины, захлопнул дверцу, Поздышев со скрежетом воткнул передачу, и они уехали…

…Накрапывает дождь. Ворота кладбища затворены. В полицейском «уазике» открыта правая задняя дверь, оттуда торчит тонкая нога в мятой штанине. Покачивая ею, полицейский в бронежилете накручивает на пластмассовую вилку лапшу быстрого приготовления, двое других сидят впереди, курят и смотрят на меня сквозь сизый табачный дым.

— Вы не скажете, — я делаю пару шагов по направлению к «уазику». — Добрый день! Мне надо… Я хотел пройти…

Поедающий лапшу начинает быстрее работать вилкой. Двое других отворачиваются.

— Там, — лапшеед указывает вилкой мне за спину, — там калитка. Заперта на засов. Войдете, заприте за собой. Священник должен уйти минут через сорок, тогда и на калитку повесят замок. Постарайтесь не задерживаться. Но если что — кричите. Мы откроем, или — улыбка обнажает десны — пристрелим.

— Пристрелите? Это что, шутка?

— У нас тут не шутят. Прошлой ночью наряд палил из двух стволов. Оказалось — собака. Разнесли в клочья. Если задержитесь, придется перелезать через забор, идти до шоссе, ехать на автобусе, а он ходит редко. Мы сейчас уезжаем. Никто возле кладбища не останавливается. Да и не ездит — выбирают дорогу в объезд. А если пойдете со священником, тогда может кто-то и подхватит…

Я никак не могу нащупать засов калитки, когда, далеко просунув руку сквозь прутья решетки, все-таки его нахожу, то не могу его выдвинуть. Никак не могу. Никак!

— Давайте я, — ко мне подходит доевший лапшу полицейский. — Он закисает.

Полицейский задирает рукав куртки, просовывает руку сквозь прутья, и его лицо приобретает характерное выражение, как у всех, кто делает что-то, что не может контролировать взглядом. Он смотрит на низко висящие облака. На кусты черемухи. Водянистые, выпуклые глаза. Закусывает губу. Учащенно дышит. Потом смотрит на меня, его взгляд приобретает осмысленность.

— Вы нам нужны, — тихо говорит он. — Без вас совсем тут все накроется.

Он открывает засов, распахивает калитку.

— Спасибо! — говорю я. — Вы его видели?

–Покойника? Ну конечно! — полицейский говорит еще тише, смотрит в сторону, губы его еле шевелятся. –Я первый тогда к ларьку подошел, увидел — стоят, разговаривают…

— Кто разговаривает?

— Ну эта, Бадовская. И, как их…

— Боханов и Бузгалин.

— Да, они. Они втроем и Лебеженинов. Меня увидели, встали так, стеной и дали ему убежать.

— Убежать? Он бегает?

— А что? Мужик молодой, здоровый. Припустил как заяц. В одной руке пакет, в другой банка пива. Мне Боханов, он в школе полиции учится в области, говорит: что, мол, тебе нужно?

— А кто вас вызвал?

— Продавщица. Позвонила, голос дрожит, а-а-а, у меня покойник пиво покупает!

— Вы в это верите?