Свет обратной стороны звезд

Виктория отсыпалась сегодня дома после 2 утомительных ночей. У Федора в запасе был вечер и весь следующий день. Он распорядился, чтобы ему быстренько организовали в палате сейф и вернули табельное оружие. Полковник, который, как всегда понимал с полуслова, выполнил все в точности без вопросов, а заодно и настоял на других мерах безопасности. Конечников, скрепя сердце согласился. Потом он неоднократно пожалел об этом — процедуры превратили остаток вечера в сплошной содом.

Пост сестры — сиделки был переведен в помещение по соседству, которое срочно освободили от больных. В палате спешным образом смонтировали специальное оборудование, которое активировалось сигналом от датчиков или с пульта, ее неприступной крепостью. Для этого пришлось основательно побеспокоить и самого Конечникова.

Изгнанный, он мешал всем, путешествуя по месту приготовлений и округе на своем кресле, играя роль раздраженного барина.

Конечников, подражая отцам командирам, на которых за время службы предостаточно насмотрелся, внимательно надзирал за ходом эвакуации соседней больничной палаты. Инспектировал вывоз коек, тумбочек, шествие больных и раненых. Давал ценные указания и внимательно следил, чтобы они неукоснительно выполнялись.

Полковник Терских, которого Конечников избрал основным объектом своего начальственного давления, внимательно проверял ход работ по сверлению толстенных стен и организации защитного периметра с выводом сигнала тревоги через радиоканал на пост охраны.

За окнами собиралась гроза, где-то далеко погромыхивали раскаты грома. Теплые порывы ветра врывались в открытые окна. Голубоватый свет ламп коронного разряда, неестественно четко обрисовывая контуры предметов, подчеркивал нереальность происходящего. Настроение у людей было взвинченное, возбужденное… Работа делалась быстро, нервно и только офицеры особого отдела не давали разгореться скандальной склоке между пациентами, медсестрами, рабочими.

Сами офицеры терпели сбивающее с толку руководство Конечникова только из-за четких распоряжений своего командира относительно въедливого, педантичного и дотошного господина из палаты — люкс.

Люди старались, как могли. Масштаб проведенных мероприятий впечатлял.

Но опасная тропа самозванства требовала неукоснительного выполнения своей роли. Честно говоря, Конечников вошел во вкус, почувствовав, как это приятно и легко говорить любые глупости, требуя внимания и послушания, как легко потакать своим эмоциям и ничего не желающему понимать эгоизму, когда вокруг столько людей, готовых услужливо прогнуться.

Когда, наконец, его оставили в покое, он испытал нечто вроде раскаяния. Он долго разглядывал себя в зеркале, изучая, что за человек смотрит на него с другой стороны. Потом Конечников плюнул на самоедство и устроившись поудобнее в постели принялся за чтение.

«…Максим поражался, какой разительный контраст составляли внешняя парадность Ирининого дома с внутренним пространством, больше похожим на пыльную свалку старого, ненужного хлама.

Настоящего рванья, конечно, не было, но барахло в таких количествах превратилось в пропыленную, однородную массу, которая за долгое время обрела монолитную цельность. Максим вздохнул и сел на кровать.

Ему неприятно было находиться в этом гибриде склада и помойки, которым был дом подруги Толика. Историк раздумывал, не вызвать ли такси и переночевать в гостинице, пока не стало слишком поздно.

Вскоре из прохода донесся какой-то неясный шум. Максим выглянул из дверей. Ирина катила столик на колесиках, на котором позвякивали тарелки с нарезанными на скорую руку бутербродами, пустые стаканы и стопки, бутылка коньяка и кувшин с соком.

— Заждался, милый? — спросила она, целуя его.

Поцелуй вышел робкий, неуверенный, точно побыв 20 минут вдали, она потеряла право это делать. Хотя Ирина совсем не ошибалась. Максиму прикосновение ее губ показалось неприятным.

— Сижу вот, изучаю культурные пласты, — сказал он.

Ирина смутилась.

— Я тут почти не бываю, а у автоматики навести порядок не получается, — попыталась оправдаться она.

— Ну, еще бы. Тут работы на роту андроидов, — заметил Максим.

— Пойдем на террасу, — предложила хозяйка.

— Пойдем, — согласился он. — Только вот оденусь.

— Какая разница, — сказала Ирина. — В округе на десятки километров никого нет. А глайдеры с людьми почти не появляются. За все время это случилось раза три — четыре.

— Хорошо. Сольемся с природой, погреем свои косточки после холодов.

— У вас там сейчас зима, правда? — спросила Ирина.

— Ты ведь про другое хотела узнать?

— Да, — потупив глаза, ответила она.

— Ждет ли меня кто-нибудь во Владимире?

— Да, — согласилась Ирина, отвернув лицо.

— Скорее всего, да, — признался Максим. — Обычная история.

В его сознании мелькнули быстрые картинки постельных баталий с Ксенией, секс ради секса, маленькое дозированное безумие ради здоровья и душевного спокойствия. Потом в голову пришло, что Мара, хоть и не умеет выражать свои мысли словами, чувствует больше душевной привязанности к своему хозяину, чем его партнерша.