Свет-трава

Зорина села на стул, и Маша впервые заметила, что у нее были уже совсем седые волосы, строго причесанные на прямой ряд. Сутулая спина и опущенные плечи говорили о том, что ей далеко за пятьдесят. Но лицо с живыми глазами и свежим маленьким ртом было румяным и даже молодым. Всю жизнь, увлеченная науками, Зорина не придавала значения своей внешности, не подозревая того, что окружающие отмечали это в первую очередь.

Со спокойствием опытных врачей, которого у Маши еще не было, Зорина не торопясь позавтракала и только тогда надела халат и направилась в изолятор. Она пробыла там больше часа, а потом долго ходила с Машей по аллейке рощи.

Маша, красная, смущенная, как провалившаяся на экзамене школьница, комкала в руках платочек и вот-вот готова была расплакаться.

– Ну решительно все же признаки сирингомиэлии, – тихо говорила Алла Максимовна, – позвоночник искривлен, справа небольшой реберный горб. Вы должны были учесть, что очаг омертвения тканей слишком велик – и это не могло быть без расстройства двигательной сферы. Левая рука у него сильнее правой. И ногти почти на всех пальцах правой руки сходили… И если бы вы внимательно порасспросили его, он бы вам указал на неприятные ощущения в правой половине туловища… Да вы не огорчайтесь, Машенька!

Алла Максимовна остановилась и положила руку ей на плечо.

– Как же не огорчаться, Алла Максимовна, – вытирая платком слезы, отозвалась Маша. – Облздравотдел на ноги подняла. Самолет сюда летел… Вы время потратили… Ну какой же я врач после всего этого!

– Милая девочка! – ласково сказала Алла Максимовна. – Неужели вы думаете, что всю врачебную мудрость должен был дать вам институт? Нет. Вы еще десятки раз ошибетесь, прежде чем научитесь распознавать даже самые простые заболевания. Для врача главное – практика.

Алла Максимовна обняла Машу и медленно повела ее к больнице.

– Вам труднее, чем тем молодым врачам, которые начинают свою работу в городе. Но зато как радостно, Машенька, преодолеть трудности! Вы только подумайте, какое великое дело совершаем мы, врачи: спасаем жизнь человека, избавляем его от болей.

– Я понимаю это, Алла Максимовна! – горячо воскликнула Маша. – Ой, как понимаю!

Они остановились на ступенях больницы.

– Вот мне и хочется пожелать вам, – с улыбкой сказала Алла Максимовна, – чтобы вы «ой как понимали» это и потом, когда тысячи больных пройдут через ваши руки, чтобы вы не очерствели и никогда, никогда не работали по обязанности, без огня и без души… Фекла Захаровна! – крикнула Алла Максимовна со смехом. – Арестанта-то выпустите! Пусть он отведет автомобиль в свой гараж, а на обратном пути я его прихвачу в свою клинику.

Глава седьмая

Федя стоял в толпе молодежи и десятый раз перечитывал в списках принятых в университет свою фамилию. Самый ответственный шаг в его жизни был совершен, и Федя верил в то, что он не ошибся. На белом листе, озаглавленном «1-й курс биолого-почвенного факультета», под номером пять четко напечатаны слова: «Власов Федор Ильич».

Взволнованно билось сердце. Не легко было сдержать себя, чтоб не засмеяться, не заплясать и не броситься обнимать первого встречного.

Он с трудом выбрался из толпы, отошел к окну, присел на широкий подоконник и стал разглядывать лица новых студентов.

Вот, вытянув загорелую шею и закинув голову с пышными темно-рыжими волосами, к толпе подошла девушка. Она то и дело поднималась на носки, тревожными глазами пытаясь поверх голов заглянуть в список.

Потом внимание Феди привлек худой, маленький, как подросток, юноша с узкими плечами и впалой грудью. С ним Федя уже встречался на экзаменах. Этот юноша, очевидно, тоже прочел в списках свою фамилию, и в глазах его, за очками в роговой оправе, светилась радость.

На кого бы Федя ни смотрел в эти минуты – он видел, у кого успех, а у кого неудача.

Он соскочил с подоконника и медленно пошел по длинному коридору. Слева, разделенные узкими простенками, тянулись окна. Они начинались почти от пола и поднимались к самому потолку. Солнечный свет заполнял коридор. Справа белели закрытые двери аудиторий, кабинетов с синими квадратами номеров.

Федя свернул направо, в темный и более узкий коридор. Стены здесь пестрели надписями: «Уходя, гаси свет», «Здесь курить воспрещается», «Уходя, проверь, не остались ли включенными приборы».

Феде захотелось посмотреть в один из кабинетов. Он потянул металлическую ручку, но дверь не открывалась. Тогда он нагнулся и заглянул в скважину замка. В это время дверь бесшумно распахнулась и больно ударила его по голове.

Из лаборатории вышел невысокий студент в черной форменной тужурке с блестящими позолотой наплечниками.

– Извините! – сказал он, пытаясь скрыть улыбку. – Вам что-то нужно?

– Неудачно поинтересовался лабораторией.

Оба засмеялись, дружелюбно поглядывая друг на друга.

– Вы на какой? – спросил студент.

– На биолого-почвенный. А вы кончаете?

– Четвертый курс геологического.

Не сговариваясь, они медленно пошли рядом – студент четвертого курса, уверенный, свой в этих строгих стенах университета, и чужой еще здесь, немного растерянный новичок.