Свет твоих глаз (СИ)

— При маме? Что с ней случилось? Где она сейчас? — Эдуард стоял с закрытыми глазами и забрасывал меня вопросами.

Я опустила голову. В носу защипало от подступающих слез. Мамы не стало совсем недавно. Прошло чуть больше сорока дней. Я с горечью думала о том, что через год, когда придет время заменить простой деревянный крест на ее могилке памятником — я вряд ли смогу это сделать…

— Ее больше нет. У меня больше никого нет. — Всхлип все же прорвался.

Я прикусила до боли нижнюю губу, вынуждая себя дышать ровно.

— Иди сюда. — Эд протянул мне ладонь.

Его голос прозвучал мягко, и я, как завороженная, скользнула в объятия Скворцова. Замерла, вжавшись в широкую грудь и обхватив сильную спину.

Реветь больше не хотелось. В груди росло и ширилось что-то новое. Больше, чем жалость к себе или к Эду. Сильнее, чем простая признательность или симпатия. Мне вдруг пришло в голову, что я могу понять Эдуарда, как никто другой. А он — он способен понять меня. Надо только быть осторожнее, бережнее друг к другу. И прощать обиды, возникающие из-за глупых недоразумений…

Не знаю, о чем думал Эд, но его теплые ладони согревали мои лопатки. Носом он зарылся мне в волосы. Вздохнул несколько раз тяжело и протяжно, будто освобождаясь от тяжелого груза. Потом предложил:

— Давай простим друг друга, Ника. Мы оба сегодня хороши. Обещаю, что больше не буду кричать на тебя. Мир?

Разве могла я отказаться? Оттолкнуть протянутую руку дружбы?

— Мир! — согласилась тихо, не решаясь оторвать лицо от белой тенниски, на которой появились мокрые пятна моих слез.

— Тогда не реви. Нос опухнет и будет красным, как помидор. — Эд еще и утешал меня! А ведь это я должна заглаживать вину перед ним!

— Сейчас. Сейчас я соберусь, и…

— И поможешь мне добраться до дивана.

— Да! Да, разумеется… — я зажмурилась, вдохнула поглубже, стараясь впитать в себя тепло Эда, его сдержанный мужской запах, в котором древесные ноты сочетались с табачной горчинкой и терпким ароматом мускуса.

Потом решительно отстранилась, но не отошла, а поймала руку Эдуарда и повела его к дивану. Идти было недалеко — всего-то пару шагов.

— Ну вот. Присаживайся, — остановилась сама и развернула Скворцова так, чтобы он мог опуститься на сиденье.

Эд осторожно нащупал диван рукой. Уселся.

— Подашь мне кофе? — спросил с поощрительной улыбкой.

Удивительно, но даже сейчас, полностью ослепленный, он умудрялся оставаться хозяином положения — уверенным в себе и решительным. Как могло мне прийти в голову, что ему нужна сиделка?!

Пользуясь тем, что Скворцов ничего не видит, пару раз бесшумно стукнула себе по губам. Мысленно поклялась, что теперь, прежде чем что-то говорить или делать, сначала подумаю, как это может повлиять на Эда, учитывая его почти незрячее состояние.

— Твой кофе и пирог, — на этот раз и кофе, и блюдце я несла не на подносе, а в руках.

— Давай, — Эдуард протянул одну руку, и я аккуратно вложила в нее чашку, потом подставил вторую — и я пристроила на открытую ладонь блюдце.

— Посидишь со мной? — Эд кивнул на диван сбоку от себя.

— Ой! Суп же на плите! Надо бежать!

— Тогда беги, — Скворцов поднес к губам чашку с кофе, отпил немного и зажмурился, смакуя вкус.

Дальше медлить было некуда — я помчалась на кухню. К счастью, огонь под кастрюлькой был умеренным, так что после добавления овощей бульон только-только начал снова закипать. Я успела вовремя!

Сняла пену, еще немного уменьшила огонь, накрыла кастрюлю крышкой и взялась нарезать лук, чтобы обжарить его, а потом протушить вместе с мясом: на второе я задумала бефстроганов из говядины с картофельным пюре.

Лук ел и без того заплаканные глаза. На ресницах снова проступили слезы. Но на сердце было светло — так, будто я не на временную работу устроилась, а неожиданно обрела новый дом взамен утраченного.

Музыку включить больше не пыталась. Обойдусь! Придется слушать любимые треки, когда Скворцова не будет дома. Он ведь, наверное, не сидит в квартире постоянно? Ездит на завод и по другим делам…

К двум часам обед из трех блюд — суп, горячее и салат — был готов.

Я снова пошла стучаться к Скворцову. В этот раз он не стал открывать, крикнул через дверь «сейчас иду» и через пару минут действительно появился — снова в темных очках, снова спокойный и немного отстраненный. Поставил в мойку чашку и блюдце. Присел за стол.

— Запахи в гостиной потрясающие! Чем угостишь, Ника?

— На первое — рисовый суп с фрикадельками…

Я поставила перед Эдуардом суповую тарелку, наполнила ее. Потом налила себе. Эд взялся за ложку. Похоже, боковое зрение позволяло ему не промахиваться мимо и есть аккуратно. Только взгляд при этом был направлен не в тарелку, а немного поверх нее. Впрочем, я еще накануне вечером убедилась, что за обеденным столом у моего хозяина проблем не возникает.

Ел он быстро и в то же время сосредоточенно думал о чем-то своем. Отвлекать Эдуарда Евдокимовича пустыми разговорами я не пыталась. Увидев, что с супом он закончил, забрала одну тарелку, поставила другую — плоскую, для вторых блюд, снова наполнила. Эд только кивал, когда считал, что я положила достаточно.