Свет тысячи звёзд

Он не отвечает, лишь качает головой, но задерживается на мгновение, прежде чем пролистать карты в поисках нужной. Но не может решить, какая карточка отражает мое состояние.

Иногда удивительно, как точно Бен распознает душевное состояние своего собеседника именно потому, что не может истолковать его. Во мне борются самые разные эмоции. Я раздражена, потому что Эштон все еще занимает мои мысли. Зла, потому что действительно хотела бы пойти на вечеринку. И подавлена, потому что вообще подумала о чем-то подобном, вместо того чтобы просто принять тот факт, что потребности Бена важнее, чем мои.

Мама сделала все для того, чтобы я могла учиться, хотя это и требует от нее очень многого. Я должна быть благодарна за этот шанс и не жаловаться, что мои будни отличаются от жизни любой другой девушки моего возраста.

Ни Бен, ни мама не выбирали такую жизнь. Никто из нас не выбирал. Но так уж вышло. Рождение брата с аутизмом иногда требует жертв, но несмотря ни на что, я рада, что мама, Бен и я проживаем это вместе. У нас есть мы. Мы счастливы. По крайней мере, большую часть времени. И все же какая-то скрытая, эгоистичная часть меня грустит о том, что я никогда не узнаю, стоит ли Эштон того, чтобы обратить на него внимание.

– Я устала, – вру я, чтобы помочь Бену. Я перелистываю карты, пока не появляется его фотография, на которой у него маленькие покрасневшие глаза, где он как кукла висит на одном из кухонных стульев.

Бен смеется. Эта фотография всегда заставляет его смеяться, и я воссоздаю эту позу, просто чтобы еще раз услышать смех брата. Затем я переворачиваю карточки до тех пор, пока фотография, на которой изображены мама, папа, я и новорожденный Бен, не оказывается наверху стопки. Мы все сияем, словно Пасха, наши дни рождения и Рождество выпали на один день.

– Ты устала или счастлива? – спрашивает Бен и неустанно продолжает сортировать свои хлопья.

Это хорошее утро, поэтому я касаюсь его руки. Только ненадолго. До тех пор, пока он может выдержать близость.

– Мы счастливы.

– Потому что мы есть друг у друга, – продолжает Бен фразу, которую мама годами повторяет ему. Я не знаю, понимает ли он, что значат эти слова, но мне нравится, что он их произносит.

– Именно потому что мы есть друг у друга, тигр.

– У тигров острые зубы, и они живут в Азии. Это очень далеко отсюда. Я не тигр.

Я смеюсь и тоже накладываю хлопья в тарелку, которая стоит на моем месте.

– Ты прав, Бен. Ты не тигр.

– Я просто ребенок, – он перелистывает свои карточки и кивает. – Мальчик.

– Я знаю, сокровище.

– У пиратов сокровища, – бросает Бен, и его голос остается монотонным, без интонации или ударений, которые сделали бы его слова шуткой. – Сокровища в основном из золота. Я – не сокровище, – говорит он.

Иногда мне кажется, что он думает, будто у нас у всех не все в порядке с головой, потому что мы постоянно говорим неправильные вещи. Бен не понимает двусмысленности, что невольно вызывает смех.

– Ты хочешь однажды стать пиратом?

– У меня нет корабля, а река Кларк-Форк слишком мелкая для настоящего пиратского корабля. Кроме того, нужно быть взрослым, чтобы стать пиратом. У детей не должно быть оружия, – Бен подчеркивает свои слова постоянным движением запястья.

– Верно, – признаю я. – Однако ты не знаешь, действительно ли Кларк-Форк такая мелкая. Мы можем пойти посмотреть.

Бен, кажется, борется с собой. Ему нравится бывать на природе, а перспектива увидеть пиратский корабль весьма заманчива. Однако брат понимает, что окружающий мир зачастую слишком велик для него.

– Я приберусь, а ты иди переодевайся, хорошо?

Он все еще сомневается, но затем бежит в свою комнату.

– И Бен, потише. Мама спит, – он несколько раз энергично кивает, а затем преувеличенно медленно проходит оставшееся расстояние до двери своей комнаты. Это заставляет меня усмехнуться, потому что подобное показывает, как он любит меня и маму, несмотря на свою неспособность выразить это.

Я доедаю свой завтрак, мою наши тарелки и нарезаю пару яблок. Бен ест их только тогда, когда каждая четвертинка яблока вырезана в виде лодочки. Двенадцать из них я упаковываю в его темно-голубую коробку для завтрака и кладу в рюкзак, затем беру еще бутылку минеральной воды без газа. Неконтролируемое покалывание газов выводит его из себя. Я дергаю молнию рюкзака и обращаю внимание на то, чтобы застежки соединялись точно по центру.

Бен появляется, и я театрально вздыхаю. На нем пижама, голубые резиновые сапоги и ярко-голубая кофта с темно-голубым плюшевым мехом. По крайней мере никакого блока на цвет. Однако будничным нарядом я бы тоже это не назвала.

– Ты злишься? – спрашивает Бен, и вращение его запястья становится более беспокойным.

– Нет, тигр. Я не злюсь.

– Я не тигр, – снова произносит он, и уверена, что он считает меня либо не особо сообразительной, либо крайне забывчивой. Большинство людей думает, что требуется много терпения, чтобы ужиться с ребенком, у которого аутизм. Это правда. Но я думаю, что Бену значительно сложнее поладить с иронией и двусмысленностью, которыми наполнены наши слова.