Свет утренней звезды

То, что все плохо, я поняла, как только попыталась разомкнуть линии тонкого мира. Подвластная мне магия отчего-то не хотела слушаться. Дальше было еще хуже. Не просто хуже. Хуже настолько, что мне захотелось упасть и биться головой об пол в истерике. После второй попытки тело свело судорогой, а потом боль взорвалась в моем теле разбитым стеклянным шаром, впиваясь в меня мириадами острых осколков. Свалившись ничком, я скрутилась улиткой, поджав ноги к животу, силясь глотнуть хоть каплю воздуха.

— Глупая, — темноволосая незнакомка села возле меня на колени, приложив к моему лбу влажную тряпицу. — Ты что, пыталась воспользоваться магией?

Дышать было еще тяжело, говорить тем более, поэтому я лишь утвердительно закрыла и открыла глаза.

Девушка осторожно взяла меня за руку и, оттянув ее, поднесла к моему лицу. Возглас ужаса вырвался из легких и эхом разнесся по комнате. На моем запястье красовался выжженный знак Кта — рабское магическое клеймо, блокирующее любой вид силы. Сплетающиеся между собой багровые символы глубоко въелись в мою кожу. Когда сойдет ожог, останется черное шрамированое тавро, навечно лишающее меня способности уходить в сумрак. Такие знаки ставят рабам, чтобы они не могли сбежать. Отец рассказывал мне о том, что знак Кта придумали маги-контрабандисты, похищавшие красивых женщин и редких магических животных, а потом продававших их на Гаронне — в торговом мире, куда стекались товары, еда, рабы и оружие со всех концов спектра Ррайд. Здесь можно было купить и продать все что угодно, от медной бляшки до живого человека. И, похоже, что так неосмотрительно шагнув следом за оддегиром, я попала именно на Гаронну.

— Сколько я здесь? — боль отпустила, и теперь я могла говорить.

— Тебя принесли две луны назад, — девушка обмакнула кусок ткани в кувшин с водой, потом приложила его к моему запястью. — Так лучше? — поинтересовалась она.

Холодная вода снимала жжение в руке, но не могла усмирить его в моем сердце. Там, внутри, все выло и стенало. Как такое могло случиться!? Боги, за что!? Пытаясь спастись от гибели, меня постигла участь еще худшая, чем смерть — вечное рабство. Я, наследная тэйра Нарии, превратилась в жалкую бесправную рабыню, вирру, гетеру, которую завтра продадут, как вещь, и приобретший меня хозяин сможет делать со мной все, что ему заблагорассудится. Хорошо, если убьет сразу, потому что непокорных рабынь жестоко наказывают, я знаю, а покорной и смиренной я никогда не буду.

— Как тебя зовут? — спросила девушка, с любопытством разглядывая меня.

Потеряно глядя в пол впереди себя, я хотела уже было назвать свое имя, но потом решила, что пока жива и не продана, у меня еще есть надежда сбежать. Правда, со знаком Кта трудно будет спрятаться где либо на Гаронне, но я подумаю об этом после.

— Лорелин, — мне никогда не нравилось мое второе имя, и вероятно по интонациям моего голоса девушка это поняла.

— Можно я буду звать тебя Лора? — поинтересовалась она. — Я Таис. Можно просто Тая.

Ее имя вдруг напомнило мне о Тайроне. Забавно: ненавистный когда-то жених теперь воспринимался мною совсем иначе. Я бы наверное отдала многое, чтобы иметь возможность сейчас быть рядом с ним. И даже согласна была на его поцелуи. Да что там поцелуи, на все остальное я тоже уже была согласна.

— Что с нами теперь будет? — зачем я ее об этом спросила — не знаю, наверное есть какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы услышать из других уст собственный приговор.

— Через три луны будет Кархад — большой рынок. Съедутся богатые купцы со всего спектра. Нас выставят на продажу, — Таис повернула голову, обведя взглядом всех женщин, находившихся в комнате.

— Откуда ты знаешь? — я уперлась руками в пол, поднимая свое непослушное тело.

— Меня продают второй раз, — грустно улыбнулась девушка.

— Как это, второй? — так жутко вдруг стало. Представила себя потертой монетой, переходящей из рук в руки.

— Мой хозяин умер и оставил немалые долги. Вот его жена и продает рабов, чтобы выручить побольше денег.

— А разве за раба можно много выручить? — мне почему-то казалось, что теперь моя жизнь и ломаного гроша не стоит.

— Смотря какой раб, — Таис сняла с моего запястья тряпку, смочила ее, вновь обернув вокруг ожога. — Такие, как мы — не одну сотню золотых.

— Какие, такие? — глупо моргнула я.

Таис обвела мое лицо лукавым взглядом, а потом выдохнула. — Красивые.

Я нахмурилась и внимательно пригляделась к собеседнице. Она и вправду была красивой. Темные, как ночь, волосы шелковой волной спускались почти до земли, уголки миндалевидных карих глаз были слегка приподняты вверх, отчего казалось, что в них таится хитрая улыбка. Пухлые, бархатистые губы, похожие на лепестки роз, приковывали взгляд, а когда она улыбалась, становилась совершенно неотразимой. Мирэ сказала бы, что она восхитительна. Я вспомнила про сестру, и на глаза навернулись слезы.