Свет утренней звезды

Нас вели узкими длинными коридорами. Потом, всех остановили у высоких дверей и приказали набросить на головы платки. Ткань была темной, но полупрозрачной, так что дорогу было видно, а наших лиц — нет. Яркий солнечный свет и горячий дневной воздух ударили в грудь, как только нога переступила порог шахраза. Разглядывать местность из-под платка и из-за плеч идущего рядом конвоя было не очень удобно, но кое-что, я все же видела. Улицы были вымощены гладким серым булыжником, дома преимущественно двухэтажные, с желтыми черепичными крышами. Город жил своей привычной жизнью, наполненный жужжанием и суетой, он мне напомнил мой родной Асторн на Нарии. Люди почтительно расступались, завидев нашу процессию, а потом долго смотрели вслед, провожая любопытными взглядами.

Гул и запах рынка почувствовался издалека, давление толпы становилось все ощутимее, поэтому ведущая нас стража орудовала палками налево и направо, прокладывая дорогу в шевелящемся и кричащем людском потоке. Наконец, остановившись у одноэтажной постройки, всех завели в узкое полутемное помещение и усадили на длинные деревянные лавки вдоль стен. Окон в комнате не было, только двери с двух сторон, поэтому помещение казалось и не комнатой вовсе, а каким-то проходным корридором, свет в который попадал только через приоткрытые створки.

Первую девушку забрали буквально через несколько минут. Что происходило за дверью, я могла себе только представить. Изредка оттуда доносились громкие хлопки, шум, и безудержный хохот. Меня стало трясти. Мне казалось, что у меня даже зубы выбивают мелкую барабанную дробь. В поисках утешения и опоры, я схватилась за руку Таис, не отпуская до тех пор, пока не пришли и за ней.

— Прощай, — Тая сжала мою ладонь, а потом, уже на самом выходе, обернулась, бросив на меня тоскливый взгляд.

Не знаю, сколько прошло времени — казалось, что вечность, но когда двери раскрылись, и вошедший Ганур поднял меня с лавки, ноги отказались держать мое ослабевшее от страха тело.

— Не хватало чтобы ты мне банхаш испортила, — рявкнул одноглазый и больно ударил меня по спине. — Ты будешь стоять ровно весь Кархад. Иначе засеку до полусмерти, а потом отдам на утеху охране, они давно таких красоток не пробовали.

К горлу подступила тошнота. Сцепив руки в кулаки я гордо выпрямилась и выплюнула быку в лицо:

— Тогда ты не получишь за меня и гроша. А я дорого стою. Не так ли, Ганур?

— Стерва, — рявкнул одноглазый. — Надеюсь, тебя купит какой-нибудь извращенец, и будет пороть каждый день.

— Надеюсь, что на деньги, вырученные за меня, ты напьешься до карачек, и выколешь себе свой последний глаз, — обменялась я любезностью с Гануром. Он занес руку чтобы ударить меня, но я лишь рассмеялась.

— Испорть товару лицо, давай. Ты ведь, наверняка, платишь часть от выручки карэзу? Сколько ты потеряешь?

— Сука, — одноглазый схватил меня за руку, потащив к выходу.

Меня вытолкали в залитый солнцем круг, и я невольно зажмурилась, привыкая после темноты к свету. Когда я раскрыла глаза, надежда на то, что мне когда-нибудь удастся сбежать, умерла вместе с мыслью, что меня может купить какой-нибудь дедушка. Какой дедушка?! Круг калема окружали мужчины. Много мужчин. Сильных, здоровых, молодых. Здесь не то что дедушкой не пахло, а даже степенным дяденькой. Такое впечатление, что поглазеть на меня собрались лучшие представители мужского населения со всех уголков спектра Ррайд. Груды мышц, мяса и мускул. Ганур сдернул с моей головы платок, и по кругу прошлась ошеломленная гудящая волна, словно кто-то разворошил осиный рой.

— Десять тысяч начальная ставка, — крикнул карэз.

— Двадцать, — поднял руку рослый светловолосый мужчина, протиравший глазами в моем сартане дыру.

— Двадцать пять, — крикнули где-то за моей спиной.

— Тридцать.

— Тридцать пять.

Ставки поднимались так быстро, что я не успевала следить за руками, взлетающими над калемом. Впечатление, что меня хотели купить почти все находящиеся здесь мужчины.

— Сто тысяч, — произнес темноволосый худощавый молодой человек, стоявший по правую руку от светловолосого.

— Пятьсот тысяч, — ответил тот, и, сложив руки на груди, обвел всех присутствующих торжествующим взглядом. Над калемом стало тихо. Мужчины напряженно озирались по сторонам, пытаясь понять, перебьют ли ставку.

— Пятьсот тысяч раз, — карэз ударил молотком по медному гонгу. — Пятьсот тысяч два, — следующий удар гонга вонзился в мое сердце подобно ножу. Я закрыла глаза и приготовилась к худшему. Внезапно по толпе прошел неясный ропот, а затем что-то с глухим стуком упало у моих ног, и я испуганно распахнула глаза.

Тяжелый кованый сундук лежал на земле всего в нескольких метрах от меня. Он завалился на бок, крышка открылась, и сверкающие монеты, золотой рекой разлились по полотну калема.

— Три миллиона, — прозвучал возглас из толпы. Я, затаив дыхание, смотрела, как расступаются мужчины, пропуская вперед того, кто так дорого заплатил за меня. А когда плечи впередистоящих разомкнулись, и покупатель сделал шаг в круг калема, мне захотелось упасть на колени, и расплакаться, благодаря Эглу за такую милость.