Свет утренней звезды

— Ты мне ночью расскажешь, куда и что я должен засунуть, — подхватываю ее на руки, и дикая кошка начинает яростно колотить меня кулаками. — Аэр, Каан, Сиэм. В Храм Высших, — приказываю духам, уворачиваясь от ее ударов. Правда, они мне все равно что камню блошиный танец, но пусть девочка поразвлекается, глядишь, до свадьбы пар выпустит. Она затихает, как только мы выходим в священном круге. Вероятно ей здесь нравится, потому что едва ставлю ее на ноги, она подходит к Древу Правды, зачарованно взирая на его каменные ветви. Дерево странно отреагировало на нее, когда она к нему прикасалась: впервые за столько айронов зацвело. Я и оно — единственные пришельцы с Тэона, задержавшиеся в этом мире волею Антариона. Семечко случайно завалялось в моем кармане, и я не придумал ничего лучше, чем посадить его среди тех, чьи лица напоминали бы ему о доме. Древо столько раз помогало мне выяснить правду, выводя лжецов на чистую воду, а вот теперь я сам пытаюсь обмануть его, чтобы получить ту, что острым тантором вонзилась в мою душу. Аэр приносит мне мой меч, и пока синеглазая восхищенно оглядывается по сторонам, раскаляю рукоятку до бела, чтобы освободить вмурованные в нее узы Хрра. Два тонких белых ободка невесомо падают в мою ладонь — не думал, что когда-нибудь сделаю это, просто хранил кольца матери и отца, как память. Память о чем-то невозможно светлом и дорогом, давно утерянном и забытом, но все еще живущем где-то у меня внутри тихим напевом маминой колыбельной.

— Иди сюда, — тяну девчонке руку, приглашая подойти ближе. Упрямая. Хмурится. Если бы взгляд убивал, то она уже изрубила бы меня на куски, да еще и потопталась сверху. За что она так меня ненавидит? Ведь не обидел ничем? — Иди сюда, не бойся. Или тебе нравится твое рабское клеймо? — иду на хитрость я.

В глазах-звездах загорается такой искренний свет надежды, что мне становится стыдно за мой обман. Мне? Стыдно? В кого я превращаюсь рядом с ней!?

— А ты можешь убрать? — подозрительно сощурившись, спрашивает она.

— Могу, — улыбаюсь ей в ответ. — Если ты захочешь.

Синеглазка медлит, раздумывая о чем-то так напряженно, что тонкие брови сходятся домиком на переносице. Она кусает губу, а затем, подняв на меня взгляд, резко произносит:

— Хочу.

Отлично, мне нужна ее добрая воля, иначе дерево не примет дара моего сердца.

— Дай руку, синеглазая тэйра, — она послушно протягивает мне свою ладонь, и не успевает опомнится, как я надеваю на ее палец кольцо. — По доброй воле, — тихо произношу, касаясь рукой коры древа. Белый атанат ярко вспыхивает на ладони синеглазки, подстраиваясь под ее размер, принимая мое добровольное решение отдать свою свободу. Узы Хрра нерасторжимы. Это навечно и от всего сердца.

— Это еще зачем? — испуганно одергивает руку глупышка, разглядывая брачный перстень, теперь украшающий ее безымянный пальчик.

— Ты же хотела избавиться от клейма? — как ни в чем не бывало спрашиваю я, зная, что это единственное о чем она сейчас способна думать, а потому пудрю ей мозги, отвлекая от главного.

— Держи, — опускаю ей в ладонь свое кольцо.

— Что это? — она вертит его в руках, не догадываясь, что атанат уже впитал ее нежную ауру, настраиваясь на меня.

— Альтернатива рабству, — иронично-серьезно поясняю я. — Надень на меня кольцо.

— Тебе надо, ты и надевай, — внезапно вспыхивает девчонка, возвращая мне перстень. Она, насупившись, прячет ладошки за спину, но мне уже не нужны ее руки, я услышал, то, что хотел.

— Те есть ты не против, если я это сделаю вместо тебя? — осторожно спрашиваю ничего не подозревающую синеглазку. Она слишком зла, чтобы почувствовать в моих словах подвох, а потому, не задумываясь, отвечает:

— Да делай что хочешь. Я только за.

— По доброй воле, — улыбаясь произношу я, надевая себе на палец кольцо и касаясь древа.

Белый свет вырывается из чертога, освещая наши тела и оживляя дерево. Ветви начинают двигаться и шелестеть и вот уже сотни серебряных бутонов распускаются над нашими головами, осыпая золотым дождем благодати. Златовласка восторженно жмурится, подставляя свое лицо творящемуся над ней волшебству.

— Что это? — широко распахнув удивленно-синие глаза спрашивает она.

— Дерево приняло дар наших сердец, — шепчу я, притягивая к себе теперь уже настоящую жену для поцелуя. До синеглазки похоже начинает что-то доходить, и она поворачивает руку, обнаружив на ней все тот же так ненавистный ей знак Кта.

— Ты же сказал, что можешь убрать? — она начинает возмущенно шипеть, ударяя в меня кулаками.

— Уберу, — мне становится смешно от ее разъяренно-растерянного вида. Хочу уложить ее на постель и целовать эти сердитые губы. Бесконечно. Я устал от этой муки неутоленной жажды моего тела. — Сейчас вернемся в спальню, и уберу.

— Ты что только что сделал? — испуганно замирает она.

— Я на тебе женился, ма эя — алые губы ошеломленно раскрываются, и я забираю их себе. Все без остатка. Пью и хмелею, не в силах оторваться. Пьяно-сладкая. Нежная. Моя. Теперь навечно моя. Ма эя — мой свет утренней звезды.

****