Фэа мгновенно запричитала, ругая себя за несообразительность. Обняв за талию, старушка резво потащила меня вверх по лестнице, а пока вела, я зачарованно разглядывала необычный дворец. Теперь я понимала, почему точно так же выглядела спальня Ярла на Оддегире. Дворец казался таким ослепительно белым, что его чистота даже резала глаза. Здесь было огромное количество окон, широких открытых террас, и что мне больше всего понравилось — повсюду были тончайшие белоснежные шторы: легкие и воздушные, они шевелились от малейшего дуновения ветра, превращаясь в раздутые паруса. Этот дворец был похож на предрассветный сон, когда лучи солнца, падающие на еще закрытые веки, превращают окружающий мир в бесконечно-белую сказку.
Фэа оказалась добрейшей души человеком, она все время суетилась вокруг меня, пытаясь угодить и доставить удовольствие. И не только она — во дворце было много женщин, но насколько я поняла, они не были слугами или рабами. Они работали здесь абсолютно добровольно, считая дворец своим домом. Удивительным было все — начиная от стеклянной ванны, в которую вода лилась просто из стен от нажатия рукой на плоский квадратный камень, и заканчивая круглой спальней с примыкающим к ней полукруглым балконом.
Мне принесли восхитительно красивое платье: серебристо-серое с тончайшей белой нижней юбкой, переливающейся радужными искорками. Фэа сказала, что это платье принадлежало маме Ярла. Если это так, то фигуры у нас с ней действительно были похожи, потому что платье сидело на мне, как влитое. Меня кормили невероятно вкусной едой, а Фэа и женщины сидели рядом со мной за столом, наперебой рассказывая, что из чего приготовлено, и как все это называется, говорили о своих мужьях, детях, смеялись и шутили. Рядом с ними я даже забыла, где я.
Мне казалось, что я вдруг каким-то невероятным образом вернулась в прошлое, и сижу дома, в кругу слуг и друзей. Но это был не мой дом, и тем тяжелее было осознавать, что будь все по-другому, этот дом мог бы стать и моим. Здесь все было красивым — даже солнце, огромным тепло-желтым шаром скатывающееся за горизонт, не было похоже ни на какое другое. Пурпурно-лиловый закат тонул в темнеющих морских волнах, и проявляющиеся на небе звезды напомнили мне о Нарии. За спиной послышались шаги, а затем большая ладонь Ярла осторожно легла мне на голову, пробежавшись ветром по моим волосам.
— Нравится? — негромко спросил он, заметив, как я заворожено наблюдаю за закатом.
— Да, — я повернула голову, чтобы посмотреть на него, и не смогла отвести взгляда. Наверное, именно таким я запомню его на всю жизнь. Безумно высоким, с яркими искрами, играющими в его серебряных волосах, одетым в кипенно-белые одежды, и с теплой улыбкой на лице. Это был другой Ярл — Ярл, которого я никогда не знала, и скорее всего уже никогда не узнаю.
— Посмотри на меня, — Ярл повернул меня к себе и, захватив в ладони мое лицо, невесомо коснулся губами век. — Посмотри хоть раз так, как смотришь на солнечный свет. Пожалуйста.
Я взглянула на него, и застыла слезой в бездонных омутах его переливающихся серебром глаз. Рассеялась дымным туманом в топкой глубине его взгляда. В нем не было ни похоти, ни алчного безумия, ни жестокости. Только чистый, ласкающий свет, проникающий в самое сердце, бесконечная отчаянная мольба, смертельно раненного в самое сердце человека. Опустив голову, я тихо попросила:
— Сними с меня рабские оковы, и я посмотрю на тебя так, как смотрит на мир свободная женщина.
Браслет с ноги с тихим звоном упал на пол. Ярл взял мою ладонь, поднес к губам и нежно поцеловал палец с синей татуировкой, которая тут же превратилась в тонкий сияющий ободок.
— По доброй воле, — еле слышно прошептал он, снимая с меня кольцо. — Ты свободна от моей власти, ма Эя.
И снова этот взгляд — как открытая рана, проникающий мне в самое сердце. Подняв ладонь, я провела всеми пятью пальцами по его лицу. Медленно, нежно, плавно. Я запоминала каждую его линию и морщинку, хотела, чтобы пальцы сохранили то, что я вычеркну из своего сердца навсегда. И я смотрела на него… Смотрела — и видела любимое солнце Нарии. Голубые равнины, мириады звезд, осыпающихся дождем в хрустальные озера. Видела леса и горы. Птиц парящих в облаках. Цветы наирэлии, светящимся потоком плывущие по реке. Я видела синее солнце, сиреневый закат… Я видела в его глазах все, что любила, и все, что навсегда было утеряно… А еще… я видела там себя, тонкую, хрупкую, с распущенным золотыми волосами и ласковой улыбкой на устах.
Я смотрела на него сквозь льющиеся слезы и умирала от нежности и тоски.
— Ма эя, — теплые губы Ярла снимали с моих ресниц хрустальные капли. — Я постелю тебе постель из облаков, укрою одеялом из роз. Осыплю солнечным дождем, моя Эя, — шептал его бархатный голос, укутывая меня в свои топкие нотки.