Свет в августе. Деревушка. Осквернитель праха

Затем дядя открыл дверь, и на них сразу пахнуло запахом кофе и жареной свинины, и они пошли по линолеуму к слабо пробивавшемуся свету в глубине передней, потом по линолеумовой дорожке через столовую, обставленную старомодной мебелью, взятой напрокат в Грэнд-Рэпидсе, и вошли в кухню, где ярко и весело пылала топившаяся дровами плита, а у плиты над шипящей сковородкой стоял шериф в нижней сорочке, в брюках со спущенными подтяжками, в носках и с всклокоченными после сна волосами, торчащими во все стороны, как у десятилетнего мальчишки, – в одной руке мешалка для теста, в другой – кухонное полотенце. Шериф уже повернул свое громадное лицо к двери, прежде чем они вошли, и он увидел, как его маленькие жесткие светлые глаза скользнули с дяди на мисс Хэбершем, на него и потом на Алека Сэндера, и за эту секунду глаза его не то чтобы расширились, но маленькие твердые черные зрачки сжались на миг до булавочной головки. А шериф все еще ничего не говорил, только уставился теперь на дядю, и теперь маленькие твердые зрачки как будто даже опять расширились – как вот когда переводишь дыхание и перестает теснить в груди, – и в то время, когда все они трое стояли молча, не сводя глаз с шерифа, дядя быстро, сжато и коротко рассказал все с того момента накануне вечером, когда он увидел, что Лукас хочет ему что-то сказать – или, вернее, попросить о чем-то, – и до того, как он десять минут тому назад вошел к дяде в комнату и разбудил его, и, когда он замолчал, они снова увидели, как маленькие жесткие глаза скользнули, мигая – флик, флик, флик, – по их трем лицам и опять уставились на дядю, чуть ли не на двадцать секунд и уже не мигая.

– Вы бы не явились ко мне с эдакими россказнями в четыре утра, если бы это не была правда, – сказал шериф.

– Вы слушаете не только двух шестнадцатилетних мальчишек, – сказал дядя. – Напоминаю вам, что мисс Хэбершем была там.

– Можете не напоминать, – сказал шериф. – Я этого не забыл. И вряд ли когда-нибудь забуду. – И шериф повернулся. Громадный человек, и уже далеко за пятьдесят, никто бы и не подумал, что он может так быстро двигаться, да оно даже как будто и незаметно было, однако он уже успел снять другую сковородку с гвоздя на стене за плитой и уже почти повернулся к столу (где только сейчас он заметил, увидел половину копченого окорока), а казалось, он даже еще и не двинулся, взял большой кухонный нож, лежавший около окорока, и все это прежде, чем дядя успел заговорить:

– Так вот, как мы это успеем? Вам придется ехать за шестьдесят миль в Гаррисберг к районному прокурору и взять с собой мисс Хэбершем и этих мальчиков в качестве свидетелей и постараться убедить его подать ходатайство об эксгумации трупа Винсона Гаури…

Шериф быстро вытер ручку ножа полотенцем.

– Мне кажется, вы сказали, что в этой могиле нет Винсона Гаури.

– Официально он там, – сказал дядя. – По актам гражданского состояния нашего округа он там. И если вы, живя здесь и зная мисс Хэбершем и меня на протяжении всей вашей служебной карьеры, считаете нужным спрашивать меня об этом дважды, как же, по-вашему, отнесется к этому Джим Холладей? Затем вам надо будет ехать шестьдесят миль обратно с вашими свидетелями и этим ходатайством и убедить судью Мэйкокса выдать ордер…

Шериф бросил полотенце на стол.

– А надо ли? – мягко и как-то почти рассеянно бросил он; и тут дядя остановился, не договорив фразы, и уставился на него, а шериф повернулся от стола с ножом в руке.

– А-а! – сказал дядя.

– И вот я еще о чем подумал, – сказал шериф. – Удивляюсь, как вам это не пришло в голову. А может, приходило.

Дядя все смотрел на шерифа. И вдруг Алек Сэндер – он даже не вошел, а стоял позади всех в дверях из столовой в кухню – сказал ровным, безразличным голосом, как будто машинально читая какое-то ловко составленное объявление, рекламирующее что-то, чего у него нет, да вряд ли когда-нибудь и понадобится:

– А может, это и не мул был. Может, это была лошадь.

– Ну, может быть, теперь до вас дошло, – сказал шериф.

– А-а! – сказал дядя. – Д-да-а, – протянул он. Но тут же вмешалась мисс Хэбершем. Она окинула Алека Сэндера быстрым суровым взглядом и теперь снова устремила взгляд на шерифа, такой же суровый и острый.

– И до меня тоже, – сказала она. – И я полагаю, мы как-никак заслужили, чтобы вы тут не секретничали.

– Я тоже так полагаю, мисс Юнис, – сказал шериф. – Да вот только того, с кем надо было это выяснить, – его здесь сейчас нет.