— Вы используете ручной труд, — заметила Эстер. — Хотя могли бы поставить здесь люксиевые механизмы, которые бы и откачивали вам новое сырьё.
Рабочий кинул на неё уважительный взгляд.
— Понимаете в этом, барышня, а? Так-то оно так, но, видите, тут какое дело — что-то барахлить эти машинки стали в последнее время. Ручной труд — он понадёжнее будет. Ведь если добыча встанет хоть на час — это знаете какой убыток? Ох, лучше и не знать.
— И часто они сбоят?
— Да как… Оно и раньше бывало, те, кто тут с молодости работают, рассказывали всякое. Но после сорок девятого года, говорят, стало чаще. А в последние месяцы и вовсе чертовщина какая-то творится…
Рабочий внезапно понял, что совсем заболтался, и смолк. Никто не задал ему больше никаких вопросов. Они продолжали подъём в молчании, и каждый чувствовал то, что вряд ли смог бы описать, но что было отражением смутного ощущения, овладевшего остальными: ощущения, словно здесь, совсем рядом, невидимое и неслышное, отделённое от них железной стеной, таится нечто, чего они, возможно, не в силах будут понять. Эстер выразила это странное чувство, сделав то, что хотелось каждому: остановилась на очередной лестничной площадке и, перегнувшись через перила, протянула руку и прижала ладонь к стальной трубе.
— Холодная, — тихо ответила она на незаданный вопрос остальных.
Джонатан с Клайвом переглянулись. Женевьев даже не сбавила шаг, поднимаясь выше и выше.
Наконец они достигли площадки, находившейся примерно на уровне седьмого этажа — больше нигде во всей Шарми не было таких высоких строений, а может, и во всём мире. Лестница шла и дальше, ещё на несколько десятков футов, но там все площадки пустовали, только на самом верху, под стеклянной крышей, за которой мерцали звёзды, шумно гудел насос — там откачивался самый ценный люксий из «сердцевины» светового столба.
— Здесь сейчас вершина, — сказал рабочий, проводя их на пустующую платформу. — Ещё неделю назад она была на три фута выше, так что тут не успели переоборудовать откачку. Сейчас как раз пересменка, рабочие к насосам придут в полночь. Так что можете пока осмотреться, коли ваша воля.
— Благодарю вас, — сказала Женевьев и протянула ему руку. Рабочий глянул на неё с удивлением и робко пожал.
— Я вас будто бы где-то раньше видел, сударыня…
— Вы давно работаете здесь?
— Да уж лет почитай пятнадцать как…
— Тогда, — улыбнулась принцесса, и Джонатан мог поклясться, что никогда прежде не видел на её лице подобной улыбки, — вы, возможно, встречались с моим отцом. Он тоже бывал здесь… Говорят, мы похожи.
— Правда, бывал? Служил, что ли?
— Служил, — кивнула Женевьев. — И я теперь надеюсь послужить тоже. Не могли бы вы оставить здесь меня и моих друзей ненадолго? Обещаем ничего не трогать.
Рабочий пожал плечами.
— Только, глядите, вниз не свалитесь — далеко падать. Я обойду платформу и вернусь за вами.
Они дождались, пока он спустится на пролёт ниже, гремя стальными ступенями. Потом Клайв сказал:
— Теперь вы, прелестная принцесса, объясните наконец, какого чёрта мы здесь делаем?
— Теперь объясню, — кивнула Женевьев и, взглянув на Джонатана, добавила, словно бы извиняясь: — Теперь уже можно. Отец велел мне ни единой живой душе не говорить, куда и зачем я направляюсь. Иначе, говорил он, меня примут за умалишённую. А мне и так предстояла роль изгнанницы… кто же захочет помогать изгнаннице, тем более если она сумасшедшая?
— Я, — в изумлении сказал Джонатан. — Я бы стал, ваше высочество! Будь вы хоть трижды не в своём уме, вы ведь моя принцесса.
Женевьев мгновение не отводила глаз от его лица, а потом круто повернулась к Эстер и, схватив её руку, горячо пожала.
— Вы святая, — прошептала. — Вы святая, что отпустили его со мной, и… благодарю вас за это. Без вас я сейчас не стояла бы здесь.
Не дав Эстер времени ответить, принцесса выпустила её руку и продолжила, обращаясь ко всем:
— Времени у нас не так много, потому я постараюсь быть краткой. Я почти всю жизнь провела в разлуке с отцом, королём Альфредом, и лишь умирая, он призвал меня к себе. За минуту до того, как в его спальню ворвались убийцы — от которых спасли меня вы, Джонатан ле-Брейдис, — он сказал, что я должна поехать на Навью, подойти к источнику люксия и послушать, что он мне скажет. Корона — ничто, сказал мой отец, и деньги — ничто. В этой стране вот уже почти век власть держится на контроле над люксием. Но люксий не то, чем его считают.
— Не то, чем его считают? — переспросили Клайв и Джонатан разом.
— Так сказал мне отец. Люксий не так безволен, как все мы думаем, и лишь тот сможет управлять им, а стало быть, править Шарми, кто получит от него благословение. Ты должна, сказал он, испросить благословение у люксиевого источника, только тогда ты получишь право зваться королевой. Если тебя примут.
— Сударыня, — сказал Клайв, — не хочу показаться невежливым, но не думаете ли вы, что ваш доброй памяти батюшка перед смертью тронулся умом и попросту…