Свет в ладонях

— Нет, мы верим, отчего же, — сказала Женевьев, глядя на Паулюса с внезапной симпатией. — Он вам так дорог, ваш Труди. Должно быть, его сделал человек, который очень важен для вас.

Джонатан удивлённо глянул на неё — ему такое бы и в голову не пришло. Но удивление на его лице через миг сменилось угрюмостью, словно предположение принцессы, которое не спешил опровергать Паулюс, ему отчего-то сильно не понравилось.

— Раз механик живёт в этом поместье, — продолжала принцесса, — то наше затруднение решено. Мы попросим его починить голема и…

— Тут кое-какая загвоздка, дамочка. И даже несколько. Во-первых, нас в поместье на порог не пустят — бродяг там не жалуют, уж мне-то можете поверить. А во-вторых… чёрт… не знаю… Ну, мне там помощи ждать не стоит. Мне там просто из принципа не помогут.

— Всё-таки украл? — спросил Джонатан со странной надеждой в голосе, но Паулюс только зыркнул на него и мрачно промолчал. Джонатан тоже опять помрачнел. Взгляд его, обращённый на ле-Паулюса, становился всё более неприязненным.

— Но у нас, насколько я понимаю, нет выбора, — со свойственным ей хладнокровным упрямством принцесса, разумеется, продолжала настаивать. — Вы говорите, что починить вашего Труди сможет не всякий. Я мало что смыслю в люксиевых машинах, мне казалось, сейчас в любом городке есть соответствующие специалисты, но вам видней. Голем нужен вам для привлечения публики, стало быть, его необходимо починить. Если вы не хотите идти в Монлегюр и просить этого вашего механика, я пойду сама.

— Нет! — резко сказал Джонатан.

Они никогда ещё не говорил со своей принцессой в таком тоне. Женевьев умолкла и воззрилась на него с таким безграничным изумлением, что он тут же прикусил язык до боли, но грубость не мышь, выскочит — не прибьёшь. В присутствии Паулюса и Мо Джонатан не мог попросить прощения, поэтому просто посмотрел принцессе в глаза со всем раскаянием, которое испытывал. И в её глазах увидел, что она его тут же простила.

— Кто-то другой должен пойти, — сказал он. — Одиноко путешествующая девица — это подозрительно.

— Можете пойти вдвоём, — предложил доктор Мо. — Я бы тоже пошёл, да только графиня Монлегюр, говорят, уж больно строга и разборчива в собеседниках. Во мне для неё маловато будет… ну, как бы это сказать… породы.

Надо заметить, сие заявление было не только самокритично, но и в высшей степени правдиво, ибо после долгих лет скитаний, балаганных препарирований и частого общения с трупами доктор Мо имел весьма потасканный и непрезентабельный вид.

— А вот в вас, господин Джонатан, породы хоть отбавляй — по лицу видать, да и в девочке тоже, — продолжал доктор. — Вас они как дорогих гостей примут, напоят, накормят…

В последних словах доктора прозвучала мечтательность и даже зависть. С тех пор как Женевьев завладела бюджетом театра, досыта они почти никогда не наедались.

Джонатан помедлил немного и сказал:

— Да… но… полагаю… в таком случае мне лучше пойти одному.

Он был не дурак, этот юный бывший лейтенант лейбгвардии. Он понимал, что наследная принцесса, пережившая покушение на свою жизнь в спальне собственного отца, бежавшая из собственной столицы и не доверявшая никому из тех, кто должны бы считаться её верноподданными слугами, — что принцесса эта вряд ли водит дружбу с главами великих домов. Наверняка облава, устроенная на них с Джонатаном в день побега, была санкционирована Малым Советом и возглавлявшим его Стюартом Монлегюром в частности. Потому не было никакого резона принцессе Женевьев самой соваться волку в пасть, тем более по столь ничтожной причине, как возмещение нанесённого ею ущерба.

В конце концов, для того и существуют лейб-гвардейцы, чтобы соваться в пасть волку вместо своих принцесс.

На том и порешили. Джонатану надлежало проникнуть в поместье, встретиться с тамошним механиком, обрисовать ему положение и уговорить прогуляться в рощу недалеко от поместья, где разбил временный лагерь Анатомический театр доктора Мо.

У Джонатана сердце было не на месте оттого, что приходится оставлять Женевьев одну с Паулюсом и доктором. Но та успокоила его, сказав:

— Не тревожьтесь обо мне, сударь. Вы же знаете, что они хорошие люди.