Свет в окошке

– Потому что я высказала то, что думала о нем… что он ничтожный и жалкий. Паразит, присосавшийся к Наташке… – Даша опять потихоньку начала заводиться – она не могла говорить о Борисе спокойно.

– А что же она сама-то его терпит?

– Привыкла… И потом, ее он за волосы не таскает! Уси-пуси всякие вон с утра между ними…

– Ты ревнуешь? – В глазах Германа вспыхнул странный огонек.

– Да, – мрачно сказала Даша. – Только не его, а ее…

– Бог с ними. Пусть как хотят, так и живут. А ты уезжай.

– Да, я уеду скоро… – Даша подбросила ногой опавшие листья, потом произнесла уже другим тоном: – Детей жалко. Какой пример детям? Они же строят потом свою жизнь по той же модели, что и взрослые… Светка с рождения привыкла, что женщина – это ломовая лошадь, которая тянет на себе все. Она либо повторит судьбу матери, либо вовсе откажется от семьи, ведь для нее семья – это когда тащишь воз, никаких других вариантов она не знает… Мальчишки думают, что мужчина не обязан заботиться о тех, кто рядом… Они какие-то странные – обожают, любят мать, даже неистово как-то любят, но друг с другом ладят плохо… С окружающими – тем более.

– Почти все братья и сестры плохо ладят друг с другом.

– Это правда… – вздохнула Даша. – «Каин, где брат твой, Авель?» – «Разве я слуга брату своему…» Все дети ссорятся и дерутся. Потом, годам к двадцати-тридцати, наконец смиряются с существованием друг друга и даже начинают питать родственные чувства… Правда, родители безнадежно дряхлеют к тому времени. Но заводить детей, а потом тридцать лет ждать, когда сгладятся все острые углы, когда придет к твоим детям мудрость и смирение – ужасно… Сидеть высушенной, изнуренной старухой во главе семейного стола, улыбаться – слава богу, все в порядке, дети выросли, больше не дерутся, у них уже свои дети, жизнь прошла не зря… О, как долго, как тяжко ждать плодов труда своего! – с печальным отчаянием произнесла Даша. – И я готова трудиться и ждать, как Наталья, готова не спать, работать на износ… Но не рядом с таким мужем, как Борис!

– Мне кажется, ты неравнодушна к Борису… – упрямо повторил Герман.

– Нет, – призналась Даша. – Я вдруг полностью разочаровалась в этом человеке… Я его ненавижу.

– Помнишь, ты говорила, что он – потенциальный злодей? Твои слова сбылись!

– Не совсем… – Даша покачала головой. – То, что он сделал, – это плохо… Но это еще не трагедия. Я за Наташу боюсь, поэтому и молчу. Мне кажется… – Даша снизила голос до шепота, хотя никого поблизости не было. – Мне кажется, что Борис может сделать ей что-то очень плохое. Причем даже не нарочно, а – случайно! Развалилась же тогда беседка, чуть не убив детей… А может и нарочно! – самой себе возразила Даша. – Иногда в Борисе поднимается что-то такое мерзкое, какая-то волна бешенства, злобы… он пока сдерживает свои порывы, но что будет потом…

– А многие, наверное, считают их семью счастливой. Нормальной, по крайней мере… – кивнул Герман. – Но я повторяю – не думай о них. И тем более ни во что не вмешивайся – только хуже будет.

– Да, да… Свои собаки грызутся – чужая не встревай! – уныло согласилась Даша. – Ну все, я пойду.

– До завтра?

– До завтра…

Даша вернулась в дом, опять заперлась в своей комнате. Один плюс во всем этом был – она работала, словно сумасшедшая, практически не выходя из-за стола…

Легла спать она поздно, с трудом заснула. Но даже сквозь сон накатывалась какая-то мерзкая тревога, страх, тоска…

Бестолковые, странные сны. Бешеное сердцебиение… Чьи-то крики…

Она проснулась – вся в поту, с сердцем, готовым выскочить из груди, взглянула на часы – пять утра.

– Нет, я не могу… что ж это… давай милицию вызовем…

– Нет, я сказал!

Крики были вполне реальными, они доносились снизу. Перебранка Натальи и Бориса! Но при чем тут милиция?

Даша накинула на себя халат и кубарем скатилась вниз.

На кухне, на кожаном диване, лежал Борис, Наталья склонилась над ним. Самого Бориса Даша не видела, видела только его босые ноги.

– Что случилось? – встревоженно спросила Даша.

– Ужас, что случилось… – плачущим голосом отозвалась сестра. – Я хочу милицию вызвать, а он мне не дает! Вот, полюбуйся… Мало ему того, что он в сарае свалился, теперь еще это!

Наталья отошла в сторону, и Даша увидела Бориса целиком.

Все лицо его представляло сплошной синяк. Ссадины, кровоподтеки, оба глаза заплыли. На этом фоне даже Дашины царапины были почти незаметны! Рубашка – рваная, вся в грязи…

– Что это? – с ужасом прошептала Даша. – Что это значит?..

Борис ничего не ответил, только синее пламя сверкнуло из-под распухших век. Он повернул голову набок, провел языком по разбитым губам, глубоко вздохнул.

Даша принюхалась – сильный запах перегара, вернее, не перегара, а недавно выпитой водки… Как там его эти мужики называют? «Свежак»?.. Даша передернула плечами.

Наталья намочила полотенце, приложила его к щекам мужа и плачуще-истеричным голосом начала:

– Пил всю ночь. Потом услышал, что кто-то в ворота звонит. Пошел проверять… – Она обратилась к мужу: – Ненормальный, зачем ты дверь открыл, зачем на улицу вышел?! У тебя что, мозгов нет?..